творится.

Пан Сольский помог ей спуститься с лестницы, помог сесть в роскошную карету, не ту, что обычно приезжала за нею; рядом с Мадзей он усадил сестру, сам сел напротив дам, и карета тронулась, поскрипывая по снегу, который сплошной белой пеленой покрыл улицы и крыши домов.

Мадзя в молчании смотрела на Аду и пана Стефана. Она чувствовала, что надо что-то сказать, но ни слов, ни мыслей у нее не было. Никогда не думала она, что может оказаться в таком странном положении: ее буквально увезли, если не силой, то, во всяком случае, не с ее ведома и не по доброй воле.

Карета остановилась перед домом Сольских. Пан Стефан помог своим спутницам сойти, снова взял Мадзю под руку и повернул с нею к правому крылу дома. Заметив, что они миновали главный вход, Мадзя заколебалась; но Сольский не дал ей подумать и решительно, хотя в то же время деликатно, увлек ее наверх.

«Ужасный человек!» — подумала Мадзя, не смея сопротивляться.

На втором этаже их ждала молодая некрасивая горничная, которая была одета никак не хуже Мадзи.

— Ануся, вот ваша барышня, — показал Сольский горничной на Мадзю.

— Постараюсь, чтобы барышня были довольны, — храня серьезный вид, ответила некрасивая горничная.

При виде ее Мадзя отметила про себя мимоходом, что в доме Сольских вся мужская прислуга — красавцы, а женская — дурнушки.

Теперь Сольский остановился в дверях комнаты, и руку Мадзе подала Ада.

— Входи, Стефек, — сказала Ада брату. — Сегодня Мадзя в виде исключения разрешает тебе это. Твои комнаты, Мадзя, — говорила она с волнением в голоce. — Вот гостиная. Это рабочая комната, а там спальня, если захочешь, она может сообщаться с моей.

Комнаты были большие, светлые, веселые, кабинет с балконом, выходившим в сад, засыпанный сейчас снегом.

Мадзя позволила горничной раздеть себя и неподвижно остановилась посреди маленькой гостиной. С изумлением смотрела она на большие зеркала в золоченых рамах, на кресла и стулья, обитые голубым штофом, расшитым в полосы, на большие вазы свежих цветов.

— Стало быть, я больше не служу у Корковичей? — тихо спросила Мадзя.

— Нет, милочка, к твоему и нашему счастью, — ответила панна Сольская, покрывая Мадзю поцелуями. — Вещи привезут сегодня вечером.

— Кто же я сейчас?

— Наш друг, наша дорогая гостья, — сказала Ада. — Позволь мне, — продолжала она, — хоть немного вознаградить тебя за те неприятности, которые ты испытала по нашей вине…

— Я?

— Только не скрывай! Весь город уже знает, что пани Коркович велела подавать тебе кушанья после своего мужа, что поместила тебя в каком-то чуланчике и даже не позволяла проявлять жалость к людям. И все это потому, что ты не сумела завлечь нас в ее салоны.

— В ее дворцы, которые высятся гордо! — продекламировал пан Стефан.

— Только не отпирайся, — подхватила Ада, обнимая Мадзю и садясь с ней на козетку. — Признаюсь, я так беспомощна, что, рассердясь, могу только слезы лить, и готова была уже согласиться на предложение панны Малиновской, которая хотела взять тебя в пансион. Но Стефек, должна тебе сказать, просто вскипел. И вот видишь, как все получилось! Он повез меня с визитом к пани Коркович и вырвал тебя оттуда, справедливо полагая, что мы не можем дать в обиду внучку Струсей, мы ведь сами из их рода.

Мадзя расплакалась. Сольский в смущении бросился к ней.

— Панна Магдалена, — сказал он, взяв ее за руку, — клянусь, я не хотел огорчить вас. Но скажите сами, мог ли я равнодушно слушать разговоры о выходках пани Коркович и смотреть на ручьи слез, которые проливала моя сестра? Ведь она от горя совсем за эти дни извелась.

— Магдуся, — шептала Ада, прижимаясь к Мадзе, — прости мне мой эгоизм! Я так одинока и так тоскую! Я уже давно хотела попросить тебя поселиться у нас, но, зная твою щепетильность, не решалась. Однако даже я набралась храбрости, когда узнала, как ты была добра к пани Коркович. Ты ведь не сердишься, Магдуся, а? Вспомни, как хорошо было нам под одной кровлей! Разве не стоит хотя бы на несколько месяцев оживить эти воспоминания?

— Но я буду давать уроки у панны Малиновской, — сказала вдруг Мадзя, заметив, что ее подруга огорчена и обеспокоена.

— Делай, что хочешь, милочка!

— И… потом я перееду жить к панне Малиновской. Видишь ли, — оправдывалась Мадзя, — я должна научиться руководить пансионом, ведь после каникул мне придется открыть в Иксинове маленькую школу.

— Так уж непременно в Иксинове? — прервала ее Ада. — Ты же сама говорила, что там не было ни учеников, ни учениц.

— А где же еще, дорогая? Ведь если в первый год я понесу убытки, мне помогут дома. Ну, а потом…

— Милочка, — сказала Ада, делая знак брату, — если для счастья тебе непременно нужна школа, так ведь у нас будет своя школа при сахарном заводе. Ты можешь работать там, как только она откроется, без всякого риска и без всяких расходов.

— Мы очень вас просим, панна Магдалена, — вмешался Сольский, — а я просто умоляю, не бросайте моей сестры. Ну хоть до тех пор, пока я не покончу с самыми важными делами. Ада в самом деле одинока, и мы будем вам очень благодарны, если вы позволите хоть раз в день взглянуть на вас и обменяться с вами двумя-тремя словами.

— Вы меня портите, — прошептала Мадзя, пряча лицо на плече Ады.

— Так ты не сердишься? Ты согласна, милочка, золотко мое! — спросила Ада.

— Благословение господне на вас! — со смехом воскликнул Сольский и, преклонив колено, поцеловал Мадзе руку. — Теперь вас не отнимет у нас целый мир.

Когда Сольские перешли в свои комнаты, оставив Мадзю одну, пан Стефан потер руки и с жаром сказал сестре:

— Ах, какая необыкновенная девушка! Нет, ты понимаешь, Ада? Она всегда готова жертвовать собой, страдает без единой жалобы, и знаешь что? Похоже на то, что она даже не подозревает, что прелестна. Так мне кажется. Какая простота, какая естественность!

Он быстро ходил по комнате и потирал руки, а маленькие глазки его сверкали.

— Она тебе понравилась? — спросила сестра.

— Да я бы влюбился по уши, если бы… если бы был уверен, что она действительно такая, какой кажется.

— За это я ручаюсь, — сказала Ада, положив брату руку на плечо и заглядывая ему в глаза.

— Ни за кого не ручайся, — произнес он тем же тоном и тоже положил ей руку на плечо и заглянул в глаза. Затем он поцеловал сестру в лоб и со вздохом прибавил: — Счастье, что перед лицом разочарований мы можем быть опорой друг другу.

— Снова Элена? — спросила сестра.

— Ах, не все ли равно! — ответил брат, а затем прибавил: — Видишь ли, Элена, насколько я знаю женщин, не хуже других, но она с изюминкой. Вот если бы были на свете такие женщины, как ты, или такие, какой кажется Магдалена… Ах, Ада, поверь, мир был бы лучше и нам легче было бы жить.

— Я ручаюсь, ручаюсь, что Мадзя такая.

— Хорошо, если ты права! Но, на всякий случай, ни за кого не ручайся. В конце концов житейская мудрость заключается в том, чтобы брать людей такими, какие они есть: коварные твари, без которых мы не можем обойтись.

— Если бы ты нашел такую жену, как Мадзя! — сказала сестра.

— А может, она бы надоела мне? — с улыбкой спросил Сольский. — Я ведь непостоянен и люблю перемены…

Он простился с сестрой и через длинную анфиладу комнат прошел к себе в кабинет.

Это была комната с двумя окнами, обитая темным штофом, заставленная шкафами и столами, полными