— Ох, правда, зря я лаялся.

— Ну, и с немцами вы тоже зря братались, — подхватил Гжиб. — Ендрек — тот даже пил с ними (помните, когда они место под дом выбирали?), а вы с ними заодно молились…

— Я только шапку снял. Ведь бог-то один — что у них, что у нас.

Гжиб замахал руками.

— Это так только говорится, что один, — ответил он. — А я думаю, что у них бог другой, раз с ним надо по-немецки лопотать… Ну, да что там! — вдруг повернул он разговор. — Что было, то прошло и не воротится. А благодетель вчера мне сказал, что вы много заслужили перед богом, потому что землю не отдали немцам. И правильно сказал. Вчера уже приходил ко мне Хаммер: хочет на святого Яна продать свою ферму.

— Может, и так!..

— Так оно и есть. Прохвосты-то эти, швабы, — погрозил старик кулаком, — всего год назад говорили, что всех нас отсюда помаленьку выкурят, гусей моих на лугу перестреляли, скотину раз захватили, а теперь — на-ка!.. Свернули себе шею, стервецы, одного мужика на десяти моргах не одолели, а ведь как нос задирали!.. За это одно, Слимак, стоите вы милости божьей и людской дружбы. Ну, что покойница?

— Лежит в конюшне.

— Пусть покоится с богом, покуда мы в святом месте ее не схороним. А не раз она против меня вас подзуживала; ну, да я ни на кого не обижаюсь… А тут, — заговорил Гжиб о другом, — я привез вам из деревни, от всех нас, малость харчей. Вот крупа, — показал он на один мешок, — а это горох, мука, шматок сала…

С дороги, на этот раз сверху, донесся топот копыт и скрип саней, которые тоже остановились возле хутора.

— Неужто благодетель?.. — спросил Гжиб, насторожившись.

— Нет, это мужик, — ответил Слимак. — Вон как грузно шагает, вроде старосты Гроховского.

Действительно, показался Гроховский. Увидев Гжиба, он крикнул:

— А!.. И вы тут? А я к вам ехал… Что у тебя, Юзек? — обернулся он к Слимаку.

— Баба моя померла — вот что.

— Говорил мне вчера Иойна, да я ему не поверил. Скажите-ка, а? Где же она?.. Ага, тут…

Взглянув на покойницу, староста снял шапку и стал на колени прямо в снег. Гжиб опустился рядом. Несколько минут слышались шепот молитв и тихие всхлипывания Слимака. Потом мужики поднялись, поохали, похвалили покойницу, помянув ее добродетели; наконец староста обратился к Гжибу.

— Птенца вашего везу, — сказал он, — маленько подстрелен, но не шибко.

— А? — спросил Гжиб.

— Да чего «а»? Ясека вашего привез. Нынче ночью он у меня лошадей воровал, ну я и влепил ему несколько дробинок.

— Ах он, мерзавец!.. Да где он?..

— Сидит в санях на дороге.

Гжиб рысью побежал за ворота. Оттуда послышались удары, крики, а затем старик показался снова, волоча за волосы Ясека, который, несмотря на свой рост и красоту, ревел, как малое дитя.

Вышитая куртка его была изорвана, высокие сапоги испачканы в навозе, левая рука обмотана окровавленной тряпкой, лицо залеплено пластырем.

— Воровал ты лошадей у старосты?.. — спрашивал разгневанный старик.

— А что мне не воровать? Воровал.

— Но тут ему не повезло, — вмешался Гроховский, — зато повезло у Слимака: это ведь он украл у него лошадей.

— Ты украл?.. — заорал Гжиб, бросаясь на сына с кулаками.

— Я, я, только не сердитесь, тятенька, — хныкал Ясек.

— Господи боже мой, что же это делается! — кричал Гжиб.

— А что делается? — презрительно возразил Гроховский. — Парень здоровый, нашел себе дружков под стать, вот они всех по очереди и обворовывали, пока я его вчера не подстрелил.

— Что же теперь будет? — кричал старик, снова принимаясь тузить Ясека.

— Больше не буду, тятенька… Уж теперь-то я женюсь на Ожеховской и возьмусь за хозяйство…

— Вот-вот, в самый раз! Теперь-то впору в тюрьму идти, а не свадьбу играть, — заметил Гроховский.

Старый Гжиб призадумался.

— Вы, что же, будете на него жаловаться? — спросил он старосту.

— Лучше бы не жаловаться, а то из-за такого дела по всей округе завороха пойдет. Но ежели вы мне отступного не дадите, придется жаловаться.

Гжиб снова задумался.

— Ну, а сколько это будет стоить?

— Со ста пятидесяти рублей гроша не скину, — ответил староста, разводя руками.

— Господи боже мой! — возмутился Ясек. — Стреляли вы в меня из одностволки, а денег требуете, словно за пушку.

— Коли так, — сказал Гжиб, — пускай посидит в тюрьме, я за этого мерзавца сто пятьдесят рублей не стану платить.

— Мне сто пятьдесят за секрет, — продолжал Гроховский, — а Слимаку восемьдесят за украденных лошадей.

Гжиб снова бросился колотить парня.

— Ах ты разбойник!.. Говори, кто тебя подучил?..

— Известно кто — Иосель… Да хватит вам драться, — вопил Ясек, — право, совестно перед чужими людьми. Что вы все бьете меня да бьете?..

— А ты зачем Иоселя слушал?

— Да я ему задолжал сто рублей!

— Господи Иисусе! — простонал Гжиб и принялся рвать на себе волосы.

— Ну, не с чего вам голову терять, — заметил Гроховский. — Всего-то триста тридцать рублей — мне, Слимаку да Иоселю. Для вас это пустое дело.

— Нет, не буду столько платить! — заявил Гжиб.

— Да я сам заплачу, как только женюсь на Ожеховской, — выкрикнул Ясек.

— Холеру ты заплатишь!.. Дождешься от тебя!.. — не унимался старик.

— Ну, коли так, — рассердился староста, — пускай идет под суд. Ты не в шутку у нас воровал, и я с тобой не стану шутить. Собирайся!

И он потащил огромного парня за шиворот.

— Тятенька, смилуйтесь… ведь один я у вас!.. — взмолился Ясек.

Старый Гжиб поочередно взглядывал то на сына, то на Гроховского, то на Слимака.

— Ух, и жадный же вы, тятя!.. Ни за грош губите меня на всю жизнь! — причитал Ясек.

— Вишь, как он теперь запел, — подтрунивал староста. — А помнишь, как ты возле правления курил сигару да посмеивался, что меня обворуют… Я сказал, что не обворуют, и вышло по-моему, а ты теперь ревешь, как баба! Ты вот сейчас посмейся… Ну, пойдем. Увидишь, отец твой не вытерпит, догонит нас дорогой.

— Постой, постой!.. — засуетился Гжиб, видя, что староста и вправду тащит парня к саням.

Гроховский остановился. Гжиб кивнул Слимаку, и они отошли за сарай.

— Вот что, кум, я вам посоветую, — начал Гжиб понизив голос. — Ежели хотите, чтобы мы жили с вами по-добрососедски, вы знаете, что сделайте?..

— Почем я знаю? И откуда мне знать?

— Женитесь на моей сестре.

— На Гавендиной? — спросил Слимак.

— Ну да. Вы вдовец и она вдова, у вас десять моргов, у нее пятнадцать и нет детей. Я возьму себе ее землю, раз уж она рядом с моей, а вам дам пятнадцать моргов из Хаммеровой, — вот и будет у вас двадцать пять моргов в одной полосе.