поленьев, они пришли в такой восторг, что даже хором запели:

Стасек соскочил со своей доски. Он был необыкновенно чувствителен к музыке и тут впервые в жизни услышал пение большого мужского хора. Опьянев от радости и яркого солнца, он был как во сне. В эту минуту он не помнил, ни где он, ни кто он, и только слушал, замирая от сладостного волнения.

После короткой паузы, прерывавшейся смехом и всплеском воды, немцы снова запели.

Стасек не слышал слов, не понимал мелодии; он только ощущал мощь человеческих голосов. Ему чудилось, что из-за холмов и из-за реки набегают какие-то волны, обнимают его невидимыми руками и, лаская, тянут за собой. Он хотел сбегать домой, позвать Ендрека, но не мог даже повернуть голову.

Ему не хотелось двигаться с места, но что-то толкало его вперед. И он пошел, как завороженный, сначала медленно, потом все быстрей, наконец пустился бежать и исчез за холмом.

А голоса на другом берегу продолжали петь:

Вдруг пение оборвалось и раздались крики:

— Держись!.. Держись!..

Слимак и Овчаж давно прекратили работу в конюшне и с ковшами в руках прислушивались к пению немцев. Внезапная тишина и последовавшие за ней крики удивили их, а батрака словно что-то ударило.

— Сбегайте-ка туда, хозяин, — сказал он, положив черпак, — чего это они орут?..

— Э… Мало ли что им в голову взбредет, — ответил Слимак.

— Держись! — кричали за рекой.

— А все-таки сбегайте, — настаивал батрак, — мне-то с моей ногой не поспеть, а там что-то неладно…

Слимак бросился к реке, за ним заковылял Овчаж. Когда он поднимался на холм, его догнал Ендрек и спросил:

— Что там приключилось? Где Стасек?

До ушей Овчажа издали донеслись какие-то слова. Он остановился и услышал чей-то голос с того берега:

— Так-то вы за детьми смотрите… Польские скоты!..

Вдруг на склоне холма показался Слимак: он нес Стасека. Голова мальчика лежала на плече отца, правая рука безжизненно повисла. С обоих стекала грязная вода.

У Стасека посинели губы, глаза были широко раскрыты. Ендрек, скользя по грязи, загородил дорогу отцу.

— Что это со Стасеком, тятя? — вскрикнул он в испуге.

— Утоп, — ответил отец.

Сжимая кулаки, Ендрек подступил к отцу.

— С ума вы, что ли, спятили? — крикнул он. — Да он же сидит у вас на руках…

Ендрек дернул Стасека за рубашку. Голова мальчика запрокинулась назад и свесилась через плечо отца.

— Говорю тебе, утоп… — прошептал Слимак.

— Что вы болтаете! — вскрикнул Ендрек. — Да он только что был во дворе!..

Отец не отвечал. Он снова положил на плечо себе голову Стасека и, поминутно спотыкаясь, двинулся к хате.

У порога стояла Слимакова. В одной руке она держала лоханку, другой прикрывала глаза от солнца, стараясь разглядеть, кто идет.

— Ну, чего вы там набедокурили? — закричала она. — Что? Опять на Стасека нашло?.. Наказание с этими швабами и их бесовскими молебствиями!.. Опять на ребенка нашло…

Подбежав к мужу, она приподняла голову Стасека и заговорила дрожащим, срывающимся голосом:

— Сынок, Стасек… Да что ты глаза закатываешь… Ну, Стасек… очнись… погляди на меня… Я тебя не трону… Магда, дай воды!..

— Хватит с него воды, — пробормотал Слимак, не спуская сына с рук.

Женщина отшатнулась.

— Что это?.. — спросила она с нарастающим ужасом. — Отчего он весь мокрый?

— Сейчас из воды его вытащил…

— Как изводы?.. — вскричала женщина. — Из реки?

— Из ямы под горой, — ответил мужик. — Воды там всего-то по пояс, да ему много ли надо…

— Упал! В воду упал! — простонала мать, хватаясь за голову. — Что ж ты его держишь на руках?.. Утоп, так надо откачивать. Мацек!.. Бери его за ноги… Переверните его… Ох, дурачье мужики!.. Рохли вы!..

Но батрак не шевелился. Тогда она сама схватила ребенка за ноги и вырвала у отца. Стасек повис вниз головой, руки его тяжело ударились о землю, из носу потекла кровь.

Наконец, Овчаж выхватил у нее ребенка и, прижав к себе, понес в хату, на лавку. За ним пошли все, кроме Магды. Как помешанная она закружилась по двору и вдруг, вскинув руки, побежала по дороге, громко заголосив:

— Спасите!.. Стасека спасите!.. Кто в бога верует!..

Потом снова повернула к хате, но не вошла, а бросилась на завалинку и, съежившись так, что голова ее уткнулась в колени, судорожно зарыдала:

— Спасите!.. Кто в бога…

Тем временем Слимак бросился в клеть, достал зипун, надел его и снова выскочил из хаты. Он хотел куда-то бежать, но не знал куда и метался по двору, размахивая руками.

Какой-то голос внутри его кричал: «Эх, отец, отец, огородил бы ты свою гору плетнем, не утонул бы мальчонка…»

А мужик отвечал: «Не моя тут вина!.. Это немцы околдовали его своими песнями…»

На дороге затарахтела телега. На минутку она остановилась у ворот и проехала дальше. Из-за угла послышались чьи-то тяжелые шаги и кашель: во двор вошел учитель с палкой в руке, без шапки.

— Ну, как мальчик? — крикнул он Слимаку.

Не дождавшись ответа, он вошел в хату.

— Как мальчик? — спросил он еще с порога.

Стасек лежал на лавке; мать сидела подле него положив его голову к себе на колени.

— Видать, маленько отпустило, раз кровь пошла, — ответила она шепотом. — Да и не такой он уж теперь холодный…

— Так как же? — повторил вопрос учитель, тронув за руку Овчажа.

— Кто его знает?.. — тихо промолвил батрак. — Она говорит, будто ему лучше, а малый как лежал, не