урядник стал прощаться. Усаживаясь в бричку, он сказал:

— Смотрите, пан, теперь берегитесь: раз уж завелись воры в деревне, они никого не пропустят. Ну, а в случае чего — первым делом сообщите мне.

Последние его слова так испугали уполномоченного, что с этого времени он стал на ночь брать к себе во флигель двух служащих, которые до сих пор ночевали в доме.

На обратном пути из имения урядник повернул кобылку к хате Слимака. Хозяйка как раз насыпала крупу в горшок, когда в дверях показалась его тучная фигура.

— Слава Иисусу Христу, — сказал он. — Ну, что у вас слышно?

— Во веки веков, — ответила Слимакова, — да так, ничего.

Урядник посмотрел по сторонам.

— Хозяин ваш дома? — спросил он.

— А куда ему деваться? Ендрек, сбегай-ка за отцом.

— Отличная крупа. Сами драли?

— А как же.

— Насыпьте-ка с гарнец в мешочек; я, как буду в другой раз, заплачу.

— А мешочек, пан, есть у вас?

— Есть там, в бричке. Может, заодно и курочку продадите?

— Можно.

— Так выберите какую-нибудь помоложе и положите туда же под козлы. Что, хозяин, не слыхали, кто это хотел у немцев лошадей украсть? — спросил урядник.

— А я почем знаю? — ответил Слимак, пожимая плечами. — Ночью я слыхал, как два раза выстрелили, а на другой день рассказывали, будто кто-то подбирался к их лошадям. А уж кто — не знаю.

— В деревне говорят, что Куба Сукенник и Ясек Рогач.

— Чего не знаю, того не знаю. Слыхал я, что они ищут работу, да найти не могут, потому что сидели за кражу.

— Водочки у вас не найдется? Пылища так и дерет глотку…

Слимак подал водку и хлеб с сыром. Урядник выпил, немного отдохнул и собрался уезжать.

— Вы тут, на выселках, остерегайтесь, — сказал он на прощание, — а не то либо вас обворуют, либо самих же посадят за воровство.

— До сих пор господь миловал, — ответил Слимак. — И у нас ничего не воровали, да и мы никого не трогали; так оно, верно, и дальше будет.

Урядник направился к Иоселю. Шинкарь принял его с восторгом, велел отвести кобылку в конюшню, а гостя пригласил в самую лучшую комнату, похваляясь тем, что все свидетельства у него в полном порядке.

— А вывески, как оно полагается, над воротами нет, — заметил гость.

— Сейчас будет, если пан урядник велит. Сейчас будет! — ответил шинкарь, стараясь усиленной вежливостью прикрыть внутреннее беспокойство.

За бутылкой портера урядник упомянул о нападении на лагерь.

— Тоже нападение! — насмешливо сказал Иосель. — Немцы постреляли для устрашения, а люди уже болтают, что на колонистов напала целая шайка. У нас ведь ничего такого никогда не случалось.

Вытерев платком усы и румяное лицо, урядник сказал:

— Шайка шайкой, а своим чередом то, что Куба Сукенник и Ясек Рогач вертелись возле лошадей.

Иосель поморщился и прищурил глаза.

— Как они могли вертеться, — ответил он, — когда в эту ночь они ночевали у меня.

— У вас ночевали? — переспросил урядник.

— У меня, — небрежно проронил Иосель. — Ожеховский и Гжиб сами видели, что уже с вечера оба они были пьяны, как скоты. И что им делать, — прибавил он, подумав, — как не пить? Если нет у мужика постоянной работы, все, что он заработает за день, к ночи он обязательно пропивает.

— Среди ночи они свободно могли удрать от вас, — заметил урядник.

— Может, и удрали. Хотя ночью конюшня у меня всегда бывает заперта, а ключ находится у мишуреса[9].

Разговор перешел на другие темы. Урядник просидел с часок у Иоселя, а когда кобылка его отдохнула, велел запрягать. Уже сидя в бричке, он сказал шинкарю:

— А ты, Иосель, присматривай за Сукенником и Рогачом.

— Что я им — отец или они у меня служат? — спросил еврей.

— Не то что служат, а как бы они тебя самого не обворовали; это такой народ…

— Буду остерегаться их.

Разместив мешки и бочонок так, чтобы они ему не мешали, урядник повернул домой. По дороге он задремал, но сквозь дремоту ему все время мерещились то Сукенник и Рогач, то шинкарь Иосель. Он видел Рогача с железными печными заслонками, видел Сукенника с медными дверными ручками, то их обоих вместе среди табуна лошадей, и всякий раз где-то возле них маячила бархатная ермолка или сладко улыбающаяся физиономия Иоселя. Минутами, словно из тумана, всплывало лицо молодого Гжиба или седая голова его отца. Тогда урядник вдруг просыпался и в изумлении озирался вокруг. Но, кроме его кобылки, белой курицы под козлами да придорожных деревьев, ничего не было видно.

— Тьфу! — сплюнул он. — Экое наваждение…

В деревне день ото дня исчезала надежда на скорый уход немцев с помещичьей земли. Сначала рассчитывали, что они не внесут в срок деньги Гиршгольду, но они внесли. Потом поговаривали, будто они ссорятся с Хаммерами, но они помирились. Предполагали, что они испугаются воров, подбиравшихся к их лошадям, но они не только не испугались, а сами нагнали страху на конокрадов.

— А все-таки им тут не по себе: не видать, чтобы они строились. Землю и ту еще не размежевали.

Это замечание высказал однажды вечером в корчме Ожеховский и запил его огромной кружкой пива. Но не успел он рот утереть, как что-то затарахтело, и к дому в краковской бричке подкатил землемер. Трудно было предположить, что это кто-нибудь другой, — так набит был возок колышками, мерными лентами и прочими принадлежностями. Да и Гжиб, который уже не раз имел с ним дело, сразу его узнал; узнали его и другие мужики — по обвислым усам и красному, как барбарис, носу.

Когда расстроенный Гжиб провожал домой Ожеховского, тот сказал, стараясь его утешить:

— А что, кум, может, он, землемер то есть, не к нам в деревню приехал, а так, завернул по пути переночевать?

— Дай-то бог, — ответил Гжиб. — Ох, хотел бы я, чтобы поскорей поженились наши дети и остепенился этот щенок Ясек.

— Ну, купим им землю в другом месте, — предложил Ожеховский.

— Пустое дело. Если за этим разбойником не смотреть в оба, то и землю продаст, и сам пропадет ни за грош.

— Моя Павлинка его устережет.

Гжиб, понурясь, задумался.

— Вы, кум, еще не знаете, — сказал он, — какой это пес. И вы, и я, и Павлинка — все трое будем его стеречь и то не устережем. Хоть бы этот шалопай одну ночь дома переночевал. Иной раз случается, что я по неделе его не вижу!..

Мужики распрощались, и оба легли спать, все еще надеясь, что землемер попал в деревню только проездом. Однако на следующий день им пришлось убедиться в своей ошибке. Чуть свет землемер встал, забрал из корчмы связку кольев, жестяную трубку с планом, оплетенную флягу с самой крепкой горелкой и отправился осматривать помещичьи земли.

В течение нескольких дней он расхаживал взад и вперед по полям в сопровождении целой толпы немцев. Одни несли — впереди или позади него — длинные жерди, другие тянули мерную ленту, кто-то сооружал для него из колышков табурет, иные бесцеремонно заглядывали ему через плечо. Он гонял людей направо и налево, записывал у себя в тетрадке, чертил на доске, а когда припекало солнце, раскрывал над головой зонтик или, перебираясь на новый участок, по дороге жадно прикладывался к своей оплетенной фляге.

Мужики издали присматривались ко всем этим маневрам, но молчали. Наконец на четвертый день

Вы читаете Форпост
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату