обратился к собравшимся со следующими словами: «Похоже, что некоторые из наших коллег непрочь поставить свои биологические исследования на службу прибыльному делу и собираются втянуть животных в бесконечные человеческие войны, превратить китов в подводных сторожевых псов, охраняющих военные объекты, или обучить их носить на себе взрывчатку. Как бы ни были разумны китообразные, они, к сожалению, не наделены достаточным умом, чтобы отказаться сотрудничать с человеком и ответить своим дрессировщикам теми характерными подводными звуками, которые, будучи произнесены в воздухе, выразили бы высшую степень презрения».[23]
Браво, доктор Мэтьюз!
Проливом Хуан-де-Фука, ведущим к Пюджет-Зунду, плывет на восток двоюродный дедушка нашего маленького кашалота; старый кит нагоняет длинную процессию лососей. Лососи упорно пробираются к притокам реки Фрейзер, где, прежде чем проститься с жизнью, они отложат на галечное дно множество сверкающих икринок. Лососи появляются здесь каждую осень; кит догнал последнюю в этом году стаю и уже заметил, что лососей вокруг него становится все больше: они почуяли струю пресной воды и, повинуясь таинственному зову, с новой энергией устремились навстречу реке, которая дала им жизнь три или четыре года назад. Кашалот этого не знает. Но если прежде после часа погони ему иногда удавалось поймать одного-другого лосося, то теперь он плывет в сплошном потоке сверкающих серебряных тел – он просто не успевает их глотать. Колышутся в воде снасти рыбаков из Нибэя, Сэкью и Пишта. Кит приплыл сюда по чистой случайности. Он здесь один.
Его семья пасется далеко в открытом море, откуда даже не видно мыса Флэттори. Древний инстинкт велит им держаться подальше от узкого пролива Хуан-де-Фука.
Инстинкт спасает кашалотов от неприятной встречи, ибо тихие и спокойные воды в окрестностях Пюджет-Зунда давно облюбовала стая косаток – китов-убийц, чрезвычайно крупных и быстроходных хищных млекопитающих моря. Вот группа косаток, возглавляемая громадным самцом, бороздит море в поисках добычи. На самце роскошный наряд: черный фрак и белая манишка. Весит кит не меньше девяти тонн; когда он всплывает, его спинной плавник на полтора метра поднимается над водой, как парус. Эта стая косаток отлично знакома местным яхтсменам, которые каждый раз с восхищением наблюдают, как киты направляются сначала на север, к острову Ванкувер, потом устремляются в пролив между островом и материком. Вдали от берегов косатки питаются сельдью, палтусом, хеком и кальмарами, а в проливах между островами охотятся на лосося, треску, акул, порой – на тюленей и дельфинов, а иногда и на морских птиц. (Английское название косатки «кит-убийца» – типичная выдумка человека: такими выдумками двуногий царь природы пытается отвлечь внимание от кошмаров массовых убийств, в которых виновен он сам.)
Эхолокатор вожака косаток обнаруживает одинокого кашалота, и вслед за вожаком вся стая направляется в его сторону. Эти косатки не раз успешно атаковали небольших китов, обитающих в районе Пюджет-Зунда, а однажды напали на огромного серого кита, с которым они сражались два часа подряд на глазах у возбужденных туристов, толпившихся на берегу. Однако с кашалотом косатки встретились впервые: наш самец – диковинный гость для здешних вод. Вожак медлит – но его молодой и норовистый приятель, разинув пасть, бросается на кашалота.
Гость в четыре раза тяжелее агрессора, и в драке он не новичок: уже десять лет этот кашалот набирается боевого опыта в брачных поединках со своими собратьями. Он выжидает… и вот в решающий момент, яростной дугой изогнув свое громадное тело, наносит косатке сокрушительный удар хвостом. В следующую секунду его нижняя челюсть вспарывает мягкое брюхо косатки: зияет трехметровая рана, сражение окончено. Незадачливый агрессор во фраке и в манишке беспомощно извивается на поверхности моря; волны окрашиваются кровью.
Вопли смертельно раненого товарища заставляют всю стаю забыть о голоде. Косатки в смятении кружат возле умирающего, а одна из самок пытается поддержать его, не дать ему утонуть. Кашалот же сворачивает на запад и уходит в открытое море. В следующий раз он прислушается к голосу инстинкта и не отважится так далеко заходить в здешние тихие воды.
«Киты-убийцы уничтожены! Соединение капитана Шер-рилла выполнило особое задание.»
Это заголовок озадачившей меня заметки, напечатанной в газете «Новости военно-морской авиации». В заметке, среди прочего, говорилось: «Успешно завершена еще одна операция по уничтожению китов- убийц в прибрежных водах. С помощью ракет, глубинных бомб и пулеметного огня были ликвидированы сотни хищников».[24]
Несчастные киты! Несчастный капитан Шеррилл, командовавший «успешно завершенной» операцией! Знайте, капитан, что успех ваш весьма сомнителен: место уничтоженных косаток очень скоро займут их потомки. Бомбите их, бомбите! Ваши люди вовсю позабавятся, а вы подпишете еще один рапорт об «успешно завершенной» операции.
Мы люди, любим называть одних животных хорошими, «добрыми», а других плохими, «кровожадными». Классифицируя их подобным образом, мы как бы наводим порядок в животном царстве, которое пугает нас своим анархическим разнообразием. Мы без особых колебаний выносим приговор крысе, называя ее «злобной, хитрой и грязной», и эти эпитеты помогают нам отмахнуться от размышлений о биологических механизмах, управляющих жизнью крыс.
С тех пор как люди получили возможность наблюдать поведение косаток в неволе, отношение к этим хищникам значительно переменилось. Да и неудивительно: ведь теперь можно увидеть, как дрессировщик сидит верхом на ките-убийце, чешет ему спину щеткой на длинной ручке, «обнимается» с ним и даже кладет голову в пасть этого «кровожадного» животного.
Ни одна книга о китах не обходится без затасканной, набившей оскомину истории о том, как профессор Эшрихт вскрыл желудок косатки и извлек из него (цитирую лучший из вариантов этой истории): «Ни больше ни меньше как тринадцать взрослых дельфинов и четырнадцать тюленей». Еще один тюлень был якобы обнаружен в глотке косатки. Однако, обратившись к отчету самого профессора об этом вскрытии, написанном в 1862 году, я выяснил, что в действительности содержимое желудка косатки представляло собой отдельные куски кожи и костей – останки животных, съеденных косаткой в течение неизвестного периода времени.[25]
Не думайте, будто я полагаю, что развеял легенду о прожорливой косатке,- ведь это интересная легенда, а интересные легенды живут вечно.
НОЯБРЬ
Первое ноября; наш юный герой играет в волнах; далеко на горизонте, там, где тихое, гладкое море сливается с таким же тихим небом, он замечает крошечную черную точку. Она слишком далеко, и пока не видно, что это такое – возможно, плывущее по морю бревно, а возможно – раздувшийся труп тюленя; может быть, это деревянный ящик, сброшенный с палубы, или пустой пластмассовый бочонок (миллионы таких бочонков плавают в океане и валяются на побережьях: даже в соленой морской воде они не поддаются коррозии).
Пока маленький кашалот лениво переворачивается с одного бока на другой, точка на горизонте успела вырасти. Малыш настораживается – он почуял опасность. Его мать внезапно меняет курс и пускается наутек; так поступают и все остальные киты семейной группы. Они размеренно дышат, их чувства обострены, голоса приглушены.
Прошло всего несколько минут – но зловещий черный предмет уже совсем рядом; киты в страхе бросаются в разные стороны. Вспенивают воду могучие винты; массивное океанское судно с надписью «Арена жизни»[26] на борту преследует кашалотов. На баке его чернеет странное металлическое чудовище, похожее на пару гигантских щипцов. В корзине на мачте – дозорный;
