Понаблюдайте за новорожденным: у него есть глаза, у него есть сознание. Он осматривает все вокруг, он видит все краски, цветы, свет, людей, их лица, — но узнает ли ребенок зеленый цвет как зеленый? Отличает ли он женщину от мужчины? Понимает ли, что это — прекрасно, а то — уродливо?
Он обладает неразличающим осознанием. Он просто видит все, что есть, но не имеет суждения по этому поводу. Не может иметь — его еще не ознакомили с цветом под названием зеленый, под названием красный. Для того чтобы он научился различению, потребуется некоторое время.
Фактически все наше образование есть не что иное, как создание различающего сознания в каждом человеке. Каждый человек рожден с неразличающим сознанием — его можно назвать свидетельствующим сознанием. Он рождается с тем, чего мудрец достигает в конце жизни. Это очень таинственное явление: то, что мудрец обретает в конечном итоге, у ребенка есть с самого начала.
Не случайно различные мудрецы, различные мистики всех времен осознавали тот факт, что финальное озарение, просветление — не что иное, как возвращение собственного детства. То же самое сознание, которое было у вас в первый момент после рождения, должно быть обретено снова. Это не что-то новое, чего вы достигаете; это нечто древнее, вечное, что вы переоткрываете заново.
Вы потерялись в мире... у вас есть все возможности заблудиться, потому что миру необходимы все виды различений, суждений, оценок, идея добра и зла, правильного и неправильного — все виды «должно» и «не должно». Мир по необходимости нуждается в них и обучает им каждого ребенка. Ребенок все больше и больше теряется в языке, в словах, в мыслях — и, в конце концов, приходит к той точке, откуда он уже не может найти дорогу назад домой.
Иисус говорит: «Пока не родитесь снова, не постигнете царства Божьего». Что он имеет в виду, когда говорит: «Пока не родитесь снова...»? Это очевидно, и смысл ясен: пока вы не посмотрите на мир и сущее снова как ребенок...
В этом основной смысл медитации: помочь вам выбраться из ума, помочь вам выбраться из различающего сознания и проложить дорогу, по которой вы могли бы войти в свидетельствующее сознание.
Существует только две возможности для вашего сознания: либо оно будет чистым небом, либо оно будет облачным небом; либо вы будете сознанием без всякой мысли, либо вы будете сознанием, наполненным снующими мыслями, чувствами, настроениями, эмоциями.
Когда вас наполняет умственное движение, вы не можете знать, кто вы есть; вы слишком связаны, вы слишком заняты. Когда движения нет, вы настолько раскованны, настолько расслабленны, что невозможно избежать познания себя. Ничего не осталось узнавать — поэтому познание разворачивается на себя. Познающий и познаваемое больше не разделены.
Это состояние — где познающий и познаваемое становятся единым, а сознание есть просто чистый свидетель — Да Хуэй называет мудростью. Чтобы понимать его, помните, что он не пользуется словом «мудрость» в обычном смысле.
Есть два смысла, в которых это слово используется в просторечии: вот человек, который испытал все виды неудач и успеха, бедность, богатство, мирские переживания; это богатство мирскими переживаниями считается мудростью — и такого человека зовут мудрым. Естественно, это должен быть человек старый.
Переживания требуют времени. Потому-то во всех культурах и обществах старых людей уважали и чтили за их мудрость. Это одно значение мудрости, которое совершенно выходит из употребления и устарело.
В прошлом это было естественно: человек старший знал больше молодого, поскольку был только один путь познания — реальный опыт. Если ваш отец был плотником, он безусловно знал больше, чем вы. Вы должны были учиться у своих старших. Знания передавались из поколения в поколение. Человек старший был всегда более знающим, чем младший; вот почему в прошлом не было разрыва между поколениями.
Но сегодня ситуация становится иной. Когда образование становится все более и более универсальным, можно знать больше, чем ваши старшие. Фактически же не только можно — дело
Такова новая ситуация, которой человечество смотрит в лицо: молодой человек знает больше, чем более старый. Не случайно почтение к старшим людям исчезает. Старшие невероятно озабочены, почему так происходит; они не видят, что ситуация изменилась.
Когда-то было невозможно молодому знать больше, чем знают старшие; теперь же старому невозможно идти наравне с молодым. Молодой будет знать самые последние достижения, и разрыв между ними будет, по крайней мере, двадцать или тридцать лет. Научный прогресс движется с такой скоростью, что, как говорят ученые, они не могут писать большие книги ни по какой теме, потому что ко времени готовности книги к публикации она устаревает — ее вообще уже нет смысла публиковать.
Поэтому сейчас в науке вместо больших томов ученые пишут доклады. Они сразу же или зачитывают те доклады на конференциях, или публикуют их в периодике. Они не могут ждать долго, потому что если они промедлят, то кто-то другой где-то еще обязательно откроет что-нибудь еще лучшее.
Когда-то Альберта Эйнштейна спросили: «Если бы вы не открыли теорию относительности (а от нее зависит вся атомная энергетика и все развитие ядерных вооружений), — как вы полагаете, мог ли бы кто-то другой открыть ее? И если бы кто-то другой мог открыть ее, сколько времени потребовалось бы на это?»
Альберт Эйнштейн рассмеялся и сказал: «Не больше трех недель. Если бы я был нерасторопен, то какой-нибудь другой парень опубликовал бы свое исследование». И оказалось, что немецкий ученый уже открыл теорию относительности, — но он просто был лентяй. Он открыл ее
В научной среде, которая теперь является единственной действительной средой знаний, все движется так невероятно быстро, что разрыв между новым поколением и старым поколением становится все больше и больше. Скоро они будут не в состоянии понимать язык друг друга. Это уже происходит: отцы и сыновья сидят рядом и больше не спорят, потому что отцы считают, что у их детей странные идеи, а дети думают: «Бедный старик! Он до сих пор повторяет давным-давно устаревшие истины».
А если они так думают, то какой же возможен диалог? Они уже теперь думают плохо друг о друге, они пришли к своим выводам без всяких дискуссий, без всякого разговора, без всякого диалога. И разрыв становится все больше и больше.
Из-за этого разрыва исчезает тысячелетняя традиция уважения к старшим, потому что ее фундаментальное, основное положение больше не действительно. Та же самая ситуация складывается между студентами и профессорами: профессор знает меньше, чем студент. Если студенты достаточно разумны, то они всегда могут узнать больше, чем профессора. Только глупые и посредственные студенты все еще знают меньше, чем их профессор. Если студенты отправятся в библиотеку и как следует, ознакомятся с последними разработками в любой сфере знания, они опередят своих профессоров лет на двадцать или тридцать.
Та же самая проблема ощущается в каждом учебном заведении, в каждом университете. У студентов нет того уважения, которое у них всегда было в прошлом, — у них и не может быть его. В прошлом это было естественно: учитель всегда знал больше. Сегодня лишь посредственный студент знает меньше учителя. Разумный студент, безусловно, знает больше, чем может себе позволить учитель... Учитель слишком сильно привык к старым идеям, ходившим еще тогда, когда он был студентом, — им, может быть, уже за полвека.
Я вспоминаю свою учебу в университете. Профессор психологии обычно ссылался на имена, которые
