— Вечером опять поеду к брату, — объявил дома жене, укладываясь спать.
— Че эт зачастил?
— Копать еще… то есть — сарайку строить помогаю.
— Коль, слышь, я че думаю: че Петруха-то помер?
— Ну? — укрываясь одеялом, недовольно спросил Никола.
— Тамарка сегодня проболталась: она в день смерти нашла у Петрухи заначку: две тысячи долларов. Сердце у бедняги и схватило…
— Как нашла?! — вылетел из-под одеяла Никола.
— В пиджаке. Он из рейса ночью вернулся, а доллары у Тамарки. «Молодец, — говорит ему, — мне на операцию накопил!» Самое главное — у нее аптека, не дом, а нитроглицерину для Петрухи не оказалось.
— Дай мне тринитроглицерину! — зашатался Никола. — Накрылся компьютер вместе с катером…
ЯРМАРКА ЧУДЕС
Когда-то машина Юрия Власовича Александрова была ослепительно вишневой и безремонтно молодой. Песня о четырех колесах. Бывало вырвутся вдвоем на загородную трассу, пламенный мотор и ликующее сердце сольются в восторженной мелодии скорости и летят вдоль полей, лесов и перелесков. В долгих командировках на космодроме, запустив очередную ракету и приняв хорошую порцию спирта, сладко мечтал Юрий Власович на гостиничных простынях, во-первых, о жене, во-вторых — о машине. Всеми фибрами ступней чувствовал за три тысячи километров упругость педалей, всеми фибрами ладоней — нежную ребристость руля.
Возвращаясь из командировки в объятия жены, после оных вприпрыжку торопился в гараж. Пусть даже просто посидеть внутри возлюбленной, подышать ее волнующими запахами. И всегда что-нибудь привозил ей из дальних поездок: новую свечу, резину, хотя бы безделицу для украшения салона.
Пролетели, просвистели годы. Юрий Власович уже не тот молодец с лихими усами, хотя сорок пять для мужчины отличный возраст. Тогда как для машины двадцать годков — глубокая старость. Ей бы гараж потеплее, бензин почище да скорость потише. Однако старость получилась не радость, беспокойнее беззаботной молодости. Жизнь взяла хозяина-инженера за горло, пришлось ему выйти на большую дорогу таксования. Старушка о четырех колесах в сравнении с «Мереседесами», «Вольво», «Фордами», конечно, проигрывала в скорости и комфорте, да ведь на «Мерседесах» никто и не таксует. Поэтому клиентура есть. Выходит Юрий Власович на большую дорогу после работы и в выходные.
— Ну что, подружка, — говорит Юрий Власович, отворяя ворота гаража, — крутанем?
…Гога махнул с обочины рукой, Юрий Власович остановился. Гога был с орлиным носом и бегающими глазками. В горах Кавказа взор его был тверже дамасской стали, туда-сюда забегал от плоских западносибирских пейзажей.
— На ярмарка, — заказал Гога.
«Тридцать тысяч как минимум», — прикинул счетчик, который включался в голове Юрия Власовича на тропе таксования.
— Зачем такой барахло ездишь? — спросил Гога.
— «БМВ» на покраске, — сказал Юрий Власович и попросил пристегнуть ремни.
— Чихать, — беспечно махнул рукой Гога, — ГАИ заплачу.
У ярмарки он пригласил Юрия Власовича помочь выбрать платье жене.
«Тысяч пятнадцать, как пить дать, за советчика должен отслюнить, — мгновенно отреагировал чувствительный счетчик. — А то и больше…»
Ярмарка за обе щеки наяривала жвачку, источала запахи галантереи с потом, шуршала ногами и денежной макулатурой. Гога бегал глазками по товарам.
— Во! — ткнул пальцем в платье Юрий Власович. — Пойдет?
— Мой свокэр! — представил Гога продавщице своего спутника.
— Я-я! — по-немецки согласился Юрий Власович.
— Интэрэсная невестка! — продавщица окинула ироничным взглядом усатого Гогу.
— Нэвэста пэрсик! — зацокал языком Гога. — Блэск.
Платье было тоже «блэск» с шиком и стоило три месячных оклада Юрия Власовича.
— Налезет на невестку? — спросила смешливая продавщица.
— Натянем, — заверил Юрий Власович.
После платья Гога выбрал туфли жене. Белый «блэск» на платформе в два оклада Юрия Власовича. Покрутив драгоценный башмак «свокэр» высказал сомнения:
— Барахло, развалятся.
— Туда-сюда сезон носить хватит! — отсчитал Гога два оклада.
Они ходили по этажам ярмарки, Гога покупал кроссовки, брюки, куртку, футболки… Полиэтиленовые пакеты-кули, которые верно таскал за Гогой Юрий Власович, становились толще и толще.
«Плюс за носильщика тысяч пятнадцать», — потирал руками неугомонный счетчик.
Наконец, они вернулись к машине. Когда Юрий Власович укладывал кули на заднее сиденье, Гога спросил:
— Ты зачем затылок лысый?
У Юрия Власовича на затылке была широкая безволосая полоса, похожая на пергаментную заплатку.
— Ракета на старте взорвалась, я в магазин мимо шел, — доходчиво объяснил Юрий Власович.
— Вай-вай! — сказал Гога и назвал свой адрес.
«Дорога туда-обратно шестьдесят, — сладко планировал доходы счетчик, — плюс тысяч пятнадцать за советчика, да столько же за носильщика. Итого девяносто, как минимум, а то и все сто…»
— Надо жене к лету тоже платье справить, — размечтался вслух Юрий Власович.
— У меня «Мерседес» в Гантиади, — хвастанул в ответ Гога.
Они подъехали к пятиэтажке. Гога отсчитал пять «десяток».
— Малова-то, — разочаровался Юрий Власович.
— Дарагой, — глазки у Гоги забегали, — сам смотрел сколько я тратил! На хлэб самый чуть-чуть остался, крэдит лэзть будем…
«Ну что, моя радость, — обратился к машине Юрий Власович по уходу по-кавказски щедрого Гоги, — развели нас. Хотя пятьдесят тысяч тоже на дороге не валяются. Два кило колбасы мне или полбака бензина тебе. Что будем брать?»
Съезжая под уклон на нейтралке, машина старчески прошелестела колесами: «Колбасу!»
САЛОННЫЕ СТРАСТИ
Костя Окладников такой журналист, что телезрителя не в бровь, а в глаз норовит задеть за живое. В каждом материале достает любезного так, что тот лишь головой мотает у «ящика», во, дескать, дает Костя стране телеугля. Как-то в КПЗ остриженный наголо, в замызганной майке блатнечком пел в телекамеру: «Сижу на нарах как король на именинах». Делал передачу об этом заведении.
Другой раз по шею вылез посреди дороги из канализационного колодца и давай костерить в хвост и в гриву ремонтников: не закрывают люки, создают аварийные ситуации. Так вошел в обличительный образ, что, забывшись, топнул ногой: хватит! натерпелись! пора прекращать безобразие! Нога сорвалась со скобы и Костя улетел в канализационную преисподнею вместе с образом. Но и перебинтованный закончил репортаж. И тоже с прибамбасом — атлантом держал крышку люка над головой.
Нина Рябушина была не хуже Кости молодой журналист, а работала по-старинке, без наворотов.
— Придумай что-нибудь интересненькое? — ворчал главный редактор. — Телезрителя надо каждый день по мозгам долбать! Тогда и рейтинг повысится, от рекламы отбоя не будет.
Нина пораскинула умишком и придумала сделать репортаж с кондукторской сумкой на шее.
На конечной остановке вошла с оператором в пустой автобус, предъявила документы и получила шум и гам. В ответ на просьбу дать на три минутки сумку с билетами, тетя кондуктор раскричалась как резанная:
— Делать вам в телевизоре нечего! А вдруг выручка пропадет?! С кровью ее по крупицам вырываешь! Не дам сумку!
Нина начала разряжать накал ситуации, мол, если на то пошло, она может и с пустой сумкой
