— И то верно, — согласился Цвоттель, — но нам-то бояться нечего. Если Плампача нет ни здесь, ни там, то нас никто не съест. А это главное. Не будь я леший Цвоттель!
Что такое хлеб?
Надо вам сказать, что шляпа гнома, если она сделана добротно, сидит на голове как приклеенная. Пусть даже хозяина ее затянет в водоворот и несколько раз перевернет под водой. Шляпа и не шелохнется, словно она часть головы. И, конечно же, все, что под ней спрятано, останется сухим. Нижняя шляпа Хёрбе сидела так плотно, будто он в ней родился. И на клетчатый узелок с хлебом не попало ни капли воды.
Хёрбе вынул узелок из-под шляпы, развернул его и разломил хлеб пополам.
— Почему бы нам не подкрепиться? — сказал он и протянул лешему кусочек.
Цвоттель опасливо взял хлеб, понюхал его и недоверчиво повертел в руках.
— А это едят? — с сомнением спросил он.
— Ты попробуй.
Цвоттель отщипнул крохотный кусочек и положил его на язык. Пожевал. Почмокал.
— Вкусно. А это что?
— Хлеб.
— А где ты его откопал? У вас, что ли, растет?
— Мы его сами печем. Из муки. Муку же мелем из семян лесных трав.
— Брось чепуху нести! Как это из семян получается такая вкуснота. — Цвоттель откусил кусок побольше и зачавкал. — Ничего вкуснее в жизни не ел!
— То-то же! — обрадовался Хёрбе Большая Шляпа.
— Угу! — отвечал Цвоттель с набитым ртом. — Мы… едим, что попадется, — грибы, ягоды, орешки лесные. А если ничего такого не попадается, то и корой не брезгуем. Горьковата, правда. А эта штука… Как ты ее называешь?
— Хлеб.
— Вот-вот. Хлеб. Вкуснее и не придумаешь.
Остатки хлеба они доели молча. Только Цвоттель громко причмокивал и подбирал все крошки, упавшие на траву.
— Знаешь что, гном, — сказал он, проглотив последнюю крошку, — объясни мне, как вы делаете свой хлеб. Что для этого нужно?
— Печку.
— Это что, дерево такое?
— Нет! Печь складывают из камней…
— Ты хочешь мне втолковать, что хлеб растет из камня? Ищи кого-нибудь поглупее, — обиделся Цвоттель.
— Ты не понял меня, — засмеялся Хёрбе, — в печи хлеб пекут! А разве в твоем доме нет печи?
— Дом? — удивился лохматый Цвоттель. — Да у меня сроду никакого дома не было. Мы, лешие, живем вольно, под открытым небом.
Теперь настала очередь удивляться Хёрбе.
— А если дождь или снег? — спросил он.
— Ха! Проще простого. Забрался в дупло или пустую лисью нору. Вот тебе и дом.
Нас тринадцать
Так они и сидели рядышком, гном Хёрбе Большая Шляпа из Ближнего леса и леший Цвоттель из Дальнего леса. Сидели бок о бок и толковали о том о сем.
— Да-да, без дома какая жизнь, — говорил Хёрбе, — крыша над головой нужна. И печь нужна, чтобы не мерзнуть зимой. И запасы нужны, чтобы было чем подкрепиться. И гостей накормить.
А водопад шумел, грохотал, бухал, и солнце пригревало, подсушивало мокрую одежду гнома.
— Какие гости? — помолчав, спросил Цвоттель. — Я один, один-одинешенек во всем лесу. Пошутить не с кем. Тебе этого не понять.
Они снова помолчали. Над водопадом веером летели брызги и вспыхивали на солнце маленькими радугами.
— А ты, Хёрбе, ты тоже один? — спросил леший.
— Нас в лесу тринадцать, — сказал Хёрбе, — тринадцать гномов.
— Тринадцать? — ахнул Цвоттель. — Так вы там, наверное, спотыкаетесь один о другого.
Хёрбе улыбнулся.
— Нет, в лесу всем места хватает. Но зато иногда мы ходим в гости, разговариваем. И вообще, держимся вместе.
— Это как вместе? Кучей что ли? — не понял Цвоттель.
— Это значит: гном гнома в беде не оставит. Заболел ты, к примеру, или работы много, уважаемые соседи придут на помощь. Помогут, будь спокоен.
Цвоттель покачал головой, пожевал кончик хвоста.
— Хорошее дело, — сказал он задумчиво. — Просто очень хорошее. А одному плохо. Скукота!
Он наклонил голову набок, потерся щекой о лохматое плечо наморщил лоб.
— Слушай, — сказал он. — Есть одна мыслишка. Оставайся-ка ты со мной, раз уж приплыл. Вас там тринадцать, будет двенадцать. Эка разница! Зато здесь нас станет двое. А? Ловко придумано?
Хёрбе покачал головой.
— И не раздумывай, — напирал Цвоттель. — Со мной не соскучишься. Болтать будем, истории сякие рассказывать или просто чепуху молоть. Хлеб печь. Это непременно. И спорить. Обожаю спорить.
Ты даже представить себе не можешь, как я всегда мечтал с кем-нибудь поспорить!
А Хёрбе все молчал. Ну что он мог ответить бедняге Цвоттелю?
— Ты знаешь, — осторожно начал он, — не могу я здесь остаться. Во-первых, у меня там дом. Во- вторых, запасы на зиму. А в-третьих…
— Брось считать! — рассердился Цвоттель. — Тебе дело предлагают, а ты рассчитываешь. Ну что «в-третьих», что?
— В-третьих, у меня тоже есть идея. Не я здесь останусь, а ты, Цвоттель, пойдешь в Ближний лес.
— Я?! Туда?! В лес, где живет Плампач? Да меня туда никакими коврижками не заманишь!
— Вот упрямец! — возмутился Хёрбе. — Я же тебе говорил: никакого Плампача у нас нет! Нет его, понимаешь, нет!
— Так я тебе и поверил!
— Клянусь моей большой шляпой!
Леший с сомнением оглядел шляпу Хёрбе и проворчал:
— Не такая уж она и большая, чтобы ею клясться.
— Да она больше любой шляпы на свете! — закричал Хёрбе. — Она же двойная!
Он хотел снять верхнюю шляпу, чтобы удивить Цвоттеля, схватился рукой за тулью и вдруг — о ужас! — вспомнил:
