– Уже едем, – говорит он. – Черную Метку ждали.

– А его-то куда несет?

Никто не отвечает.

– Все готовы? Конь? Тельман? Сорок Пять? – спрашивает Язва.

Язва придумал Женьке Кизякову новое прозвище: Кизя – Сорок Пять или просто Сорок Пять – за тот расстрел.

На улице стоят два подогнанных к школе «козелка». Вася Лебедев, чему-то ухмыляясь, смотрит на нас. Лезем к нему в вечно душную машину – Кизя, Астахов, я… Появляется строгий Андрей Георгиевич, следом шагает раздраженный Куцый.

– Мы другого времени не можем найти, чтобы их искать? – спрашивает он зло. По голосу Куцего слышно, что разговор начался раньше, еще в здании.

Черная Метка молчит, но не отстраненно, не презрительно, молчанием давая понять, что согласен с Семенычем, но повлиять на сложившиеся обстоятельства никак не может и не хочет.

Вася Лебедев смотрит на Семеныча, выдерживает паузу, чтобы не заводить машину, пока Куцый не выговорится. Куцый злобно плюет и отворачивается. Вася поворачивает ключ, мотор с ходу начинает урчать. Куцый подходит к открытой задней дверце со стороны Астахова, держащего между ног «Муху»:

– Дима! Самое важное – сразу определить, откуда идет стрельба. Даешь туда первый выстрел, а там пацаны разберутся.

Дима молча и серьезно кивает своей большой лобастой головой.

Приспосабливаю автомат дулом в форточку. Настроение замечательное. Одна беда – Конь едет во второй машине, сейчас вылакают все без меня.

В открытую фортку ласковыми рывками бьет вечерний грозненский воздух. Я пытаюсь оглянуться, посмотреть в заднее окно «козелка» на следующую за нами машину. Почти с ужасом представляю себе, что увижу Коня, хлебающего водку из горла и передающего пузырь по кругу. Ничего, естественно, не вижу.

Выхватываемые фарами, боками к дороге стоят дома. Внутренностей у многих домов нет, будто кто-то выковырнул из них сердцевину, оставив сохлый, крошащийся скелет с черными щелями меж поломанных ребер. Я смотрю на дома – и на душе у меня становится мягко и тепло, как у разродившейся суки под животом.

На поворотах я, кренясь, касаюсь стекла открытым лбом – задрал черную шапочку на затылок.

И вообще чувствую себя расслабленно, не пытаюсь удержаться на поворотах и покачиваюсь из стороны в сторону, будто я плюшевый медведь, усаженный на заднее сиденье. Впрочем, даже в таком состоянии я увидел неожиданно появившуюся в темноте белую «копейку» без включенных габаритов, еле двигавшуюся по дороге.

Вася резко крутанул руль, раздался звук удара, скрежет. «Копейку» катнуло вперед. Вася, не сбавляя скорости, выровнял нашу машину и еще наддал газку. Второй «козелок», выставив автоматы в сторону «копейки», резво покатил вслед за нами.

Мы смеемся, нам смешно.

В машине, идущей за нами, Язва включил рацию, чтобы сказать что-то, и я слышу, что там тоже все смеются.

– Нормально? – неопределенно интересуется Язва.

– Душевно… – не менее неопределенно отвечает Вася.

И мы снова все одновременно засмеялись, восемь человек посередине мрачного города, молодые безумные парни. Даже Черная Метка, словно нехотя, скривился.

– Тише, тут блокпост… – говорит он Васе негромко.

– Учтем, – отвечает Вася.

Напрягаю мышцы – то бицепсы, то шейные. Неожиданно остро начинаю чувствовать собственные соски, касающиеся тельника. Ссутуливаю плечи, чтобы отстранить ткань от груди, избавиться от этих раздражающих касаний. Аккуратно трогаю пальцами дверную ручку, чтобы рука запомнила ее местонахождение, не спутала, не заблудилась в потемках, если понадобится резко открыть дверь.

Метров за тридцать до блокпоста мы, прижавшись к обочине, встаем. Я, несказанно и непонятно отчего счастливый, выскакиваю на асфальт из машины.

– Эй! Свои! – кричу я и расхлябанно двигаюсь к посту. Из проема меж плит выходит офицер, недоверчиво глядя на меня.

– Машину ищем. Солдатики из заводской комендатуры уехали за водкой и не вернулись. Не видели? – спрашиваю я, подавая ему руку.

Он отрицательно качает головой. Ладонь у него вялая и – в темноте чувствую – грязная, в сохлом земляном налете.

Тихо подъезжают наши машины. Выходит, хлопнув дверью, Черная Метка. Я ухожу – сейчас начальство повторит вопросы, только что заданные мной.

За вторым «козелком» уже толпятся пацаны – Язва, Вася, Кизя-Сорок Пять, Тельман, Андрюха Конь, Астахов…

– Опа! – говорю я.

Астахов, вытирая губы, тут же вручает мне пузырь, из которого только что отпил сам и, судя по его сразу покрасневшим и отяжелевшим глазам, отпил много. Я трясу бутылкой перед собой, зачем-то взбаламучивая содержимое, и, раскрыв рот, лью в себя отраву. Сладко бьет под дых, сжимает мозг, я прикрываю глаза и рот рукавом. Кто-то бережно извлекает из моих пальцев бутылку.

– Дайте что-нибудь сожрать… – говорю я сипло и тут же вижу, что Андрюха Конь держит на лапе вскрытую банку кильки.

Догадавшись, что есть надо пальцами, я щедро хватаю из банки несколько рыбок и, обливаясь соусом, переправляю их в рот.

Кизя допивает водку и, обнаружив, что рыбы в банке больше нет, выливает из банки себе в пасть остатки томатного соуса, видимо, уже смачно подсоленного нашими пальцами.

– По коням, – говорит Язва просто так, чтобы что-то сказать. Никто и не собирался тут оставаться.

Облизывая губы и вытирая щетину, последние дни плавно превращающуюся в черную, раскудрявившуюся, почти чеченскую бороду, я с блаженной ласковостью разглядываю виды за окном. Наверняка на крышах некоторых домов, мимо которых мы сейчас проезжаем, сидят люди с автоматами, мечтающие кого-нибудь из нашего брата отправить в ад. Вот они, поди, удивляются, видя нас, несущихся по городу. Быть может, они едят, перекусывают между пальбой и, увидев нас, от неожиданности роняют шашлык на брюки, хватаются за стволы, но мы уже, дав газку, исчезаем из виду, только пустая бутыль, выброшенная из окна «козелка», гокается о придорожные камни.

«Быть может, чеченский боевик, только что видевший нас, сейчас связывается со своим напарником, высматривающим цель в том районе, куда мы въезжаем?» – думаю я, словно пытаясь себя напугать. Но дальше мне думать лень, и я решаю про себя: «А по фигу…»

Подъезжаем к комендатуре, нам заботливо и споро открывают ворота. Черная Метка уходит в здание комендатуры с сутулым офицером, вяло что-то доложившим.

Вася деловито извлекает из-под сиденья пузырь, и все присутствующие радостно вопят.

Выпрыгиваем из машины на распогодившуюся, теплую улицу.

– Воды бы… – говорю я.

Вася идет к машине и приносит пластмассовую бутылку с водицей. Наверняка вода теплая и чуть протухшая – как у всех водителей.

«Отрава» идет по кругу, резво опустошаясь. Голова тяжелеет.

Незаметно появляется Черная Метка. С трудом сдерживаю желание как-нибудь громко выразить свою радость по этому поводу. Вася тихо закатывает бутылку куда-то в кусты.

– Бесполезно искать… – говорит Черная Метка. – Видимо, придется здесь ночевать.

Мы переглядываемся.

Верно расценив наше молчание, Черная Метка добавляет:

– Или?

– Мы, наверное, на базу поедем, – говорит Язва.

– Ну как хотите… – отвечает Андрей Георгиевич. Оглядывает наши окривевшие от выпитого рожи и,