автомате товарища грязное местечко, ветошью, насаженной на шомпол, ткнувшись туда, где грязный налет трудно истребим, в какие-нибудь закоулки спускового…

Пацаны, как всегда, смеются чему-то, переругиваются.

Язва, активно пострелявший, покидал все донельзя грязные механизмы автомата прямо в банку с маслом. Задумчиво копошась ветошью в «калаше», прикрикивает на дурящих пацанов:

– Не мешайте мне грязь равномерно по автомату размазывать…

Кто-то из пацанов, устав копошиться с ершиками и выколотками, делает на прикладе зарубку. Дима Астахов делает две зарубки.

– Хорош, эй!.. – говорю я. – Сейчас вам Семеныч сделает зарубки на жопе… Автоматы казенные.

Женя Кизяков аккуратно вырисовывает ручкой на эрдэшке жирную надпись: «До последнего чечена!»

– А вы знаете, какая кликуха у нашего куратора? – говорит Плохиш.

– Какая?

– Черная Метка. Он куда ни попадет, там обязательно что-то случается. То в окружение отряд угодит, то в плен, то под обстрел. Все гибнут, – заключает Плохиш и обводит парней беспредельно грустным взглядом. – Ему одному хоть бы хны.

Плохиш затеял разговор не случайно – завтра наш отряд снимается на сопровождение колонны, чин едет с нами; Плохиш с Амалиевым, начштаба, посты на крыше, выставленный пост на воротах и еще несколько человек остаются на базе.

Десять машин уже стоят во дворе. Десять водюков ночуют у нас.

Собираем рюкзаки: доехав (дай бог!) до Владикавказа, ночь мы должны переждать там.

Парни, несмотря на новости от Плохиша, оживлены. Почему нормальные мужики так любят куда-нибудь собираться?

На улице такой дождь вдарил, что посту с крыши пришлось спрятаться в здание – переждать. До часу ночи лил. Семеныч заставил-таки пацанов вернуться обратно на крышу.

Наутро мы – Язва, Скворец, Кизя, Астахов, Слава Тельман, я и двое саперов – встаем раньше остальных, полпятого утра. Надо дорогу проверить – вдруг ее заминировали за ночь. Черная Метка приказал, будь он неладен.

Хмурые, оделись мы, вышли в коридор. Филя, весело размахивающий хвостом, был взят в компанию. Каждый, кроме Язвы, посчитал нужным потрепать пса по холке.

– Вы куда собрались-то? – интересуется Костя Столяр, его взвод дежурит на крыше.

Никто не отвечает. Хочется сострить, но настроения нет.

Костя посмотрел на саперов, вооруженных миноискателями и увешенных крюками и веревками – для извлечения мин, и сам все понял.

– Одурели что ли? – спрашивает Костя. – Пятнадцать минут назад стреляли.

– Откуда? – спрашиваем.

– Из «хрущевок», откуда.

Подтянутый, появляется Черная Метка.

– Готовы? – интересуется.

– Темно на улице… – говорит сапер Федя Старичков. – Я собаку свою не увижу!

Филя крутится у ног Феди, словно подтверждая правоту хозяина.

Черная Метка смотрит на часы, хотя наверняка только что на них смотрел.

– Колонна должна выйти через пятьдесят пять минут, – отвечает он.

– И стреляли недавно… – говорит Астахов.

Черная Метка, не глядя на Астахова, говорит Язве как старшему:

– Давайте, прапорщик, не тяните.

– Сейчас перекурим и пойдем, – отвечает Язва.

Пацаны молча курят. Я тоже курю, глубоко затягиваясь.

Открываем дверь, вглядываемся в слаборазбавленную темень.

Идем к воротам с таким ощущением, словно за воротами – обрыв. И мы туда сейчас попадаем.

За воротами расходимся по трое в разные стороны дороги, поближе к деревьям, растущим вдоль нее.

Двое саперов остаются стоять посреди дороги возле за ночь наполнившихся водой канав и выбоин. Лениво поводят миноискателями.

Филя, получив команду, дважды обегает вокруг самой большой лужи, но в воду, конечно, не лезет.

Прижимаюсь спиной к дереву, поглядывая то на саперов, то в сторону «хрущевок».

«Что я буду делать, если сейчас начнут стрелять?.. Лягу около дерева…»

Дальше не думаю. Не думается.

Один из саперов, подозвав Скворца, отдает ему свои веревки и крюки и, шепотом выругавшись, медленно вступает в лужу.

Внимательно смотрю на происходящее. Ей-богу, это забавляет.

Сапер ходит по луже, нагоняя мягкие волны.

Тихонько передвигаюсь, прячусь за дерево.

Сделав несколько кругов по луже, сапер, хлюпая ботинками, выходит из воды и вступает в следующую лужу.

Касаюсь ладонью ствола дерева, чуть поглаживаю, поцарапываю его.

Слабо веет растревоженной корой.

Пацаны стоят возле деревьев, словно пристывшие.

Саперы, еле слышно плеская густо-грязной водой, ходят в темноте по лужам, как тихо помешанные мороки.

Противотанковые мины таким вот образом, шляясь по лужам, найти можно, и они не взорвутся: вес человека слишком мал. Что касается противопехотных мин, то даже не знаю, что по этому поводу думают саперы. Наверное, стараются не думать.

Мы уходим все дальше от ворот школы, и с каждым шагом становится все более жутко. Может быть, мы все передвигаемся в пределах прицелов людей, с удивлением наблюдающих за нами?

Последние лужи возле начинающегося асфальта саперы осматривают спешно, несколько нервозно.

– Все! – говорит кто-то из них, и мы возвращаемся.

Скрипят ворота, шмыгаем в проем. Переводим дух, улыбаясь. Тискаем очень довольного Филю.

Блаженно выкуриваем в школе по сигарете. Пацаны уже поднялись и собираются.

Переталкиваясь, получаем пищу, завтракаем.

Подтягиваем берцы и разгрузки. Черная Метка подгоняет нас.

Плохиш, похожий одновременно на бодрого пенсионера и на третьеклассника-второгодника, сидя на лавочке у школы, дурит.

– Саня! – зовет он выходящего Скворцова. – Может, исповедуешься Монаху?

– Я безгрешен, – буркает Скворец.

– Ну конечно… – строго смотрит Плохиш. – А кто рукоблудием ночью занимался? Ну-ка быстро руки покажи!

– Да пошел ты…

– Ладно, брат, до встречи! – примирительно говорит Плохиш.

Следом за Саней выходит Дима Астахов.

– До встречи, брат! – говорит Плохиш и ему.

За Димкой топают братья-близнецы Чертковы – Степан и Валентин.

– Давайте, братки, аккуратней. Смотрите, не перепутайтесь…

– Берегите спирт, дядя Юр! – напутствует Плохиш и нашего доктора, и всех идущих за ним, говорит, улыбаясь: – До встречи! До свидания, братки!.. А ты, Семеныч, – прощай…

– Тьфу, дурак! – говорит Семеныч без особого зла и три раза плюет через плечо.

…Машины прогревают моторы, водители суетятся, поправляют броники, висящие на дверях.

Наши пацаны рассаживаются по одному в кабины, оставшиеся – на броню пригнанных бэтээров.

Выбираю себе место на броне ровно посередине, спиной к башне.