А уже после Сашиной разведки приступят к операции. Медлить нельзя, но излишняя поспешность может тоже все погубить.
Матрос предложил: пусть лучше пойдет кто-нибудь из местных, они найдут женщину.
Николай возразил:
— Товарищ Никитина права — на людях он всегда старается не называть ее по имени, — ее тут никто не знает.
Решили, что Саша пойдет в монастырь одна, но чекисты будут где-нибудь поблизости.
Могут они быть в монастырской гостинице, а еще лучше в монастырском дворе? Надо придумать какой-нибудь предлог.
Матрос сказал: можно. Есть предписание уездного Совдепа о реквизиции лошадей. Совдеп уже посылал своих представителей в монастырь. Настоятельница с ними разговаривать не захотела. «Вашей власти, — сказала, — не признаю, а потому делайте что хотите. Грабить можете и без моего согласия». Так что можно туда еще раз по этому делу заглянуть.
Еще долго обсуждали план операции, договаривались о месте встречи, чертили для Саши маршрут к озеру.
Наконец все ушли, и они остались вдвоем. Только теперь смогла она сказать Николаю о том, что случилось утром, когда толкали автомобиль. Николай переменился в лице. Он долго молчал. Потом сказал:
— Ложись. Ты должна отдохнуть.
— А ты?
— Мне надо еще немного поработать. Спи...
Она легла, а он все ходил и ходил по комнате, но так ничего больше и не сказал. Саша уснула под скрип половиц.
На рассвете ее разбудил тихий стук в окно: принесли одежду. Николай сидел у нее в ногах. Он, видно, так и не ложился.
Они постеснялись поцеловаться при посторонних. Саша успела только шепнуть:
— Береги себя...
За себя она не беспокоилась. Да и в ком могла вызвать подозрение скромная девушка из городского предместья, какой она была сейчас по виду?..
Бам... Бам-м... Бам-м-м! — плыл над озером колокольный звон. Берег был уже совсем близко.
Сергей, читавший газету, вдруг умолк. Поднес ближе к глазам бледно оттиснутый лист.
— Ну? — сказал кто-то. — Чего замолчал?
Саша приподнялась на локте. Сергей мельком взглянул на нее поверх газеты.
— «Вчера, — отчетливо прочитал Сергей, — по постановлению ВЧК...»
Его лицо вдруг показалось Саше смутно знакомым.
— «...расстреляна стрелявшая в товарища Ленина правая эсерка Фанни Ройд (она же Каплан)».
— Царствие ей... — подняла было руку пожилая богомолка и тут же осеклась.
Человек с пороховым ожогом бросил на палубу дотлевший до губ окурок, сплюнул, растер сапогом.
Сергей задумчиво грыз крепкими зубами сухой стебелек. Встретился взглядом с Сашей, жестко произнес:
— Собаке — собачья смерть...
Хрустнул перекушенный стебелек.
Вокруг возбужденно гудели люди.
Газетой снова завладел бородатый грамотей.
— «Мед. Сан. Совет Москвы, — читал он по слогам, — в целях борьбы с холерой предписал всем трактирам отпускать населению кипяток с отпуском в одни руки не более четверти ведра за раз...»
«Что же это такое? — с тревогой думала Саша. — Почему он мне вдруг показался знакомым, будто я его видела где-то. Но где? Да и он иногда так смотрит на меня, словно старается что-то вспомнить».
У противоположного борта парома послышался шум. С приставшей лодки на палубу карабкались вооруженные люди. Кто-то испуганно вскрикнул. Дернулся, привстав, Сергей.
— Спокойно, граждане! — крикнул немолодой человек в долгополом пиджаке, перепоясанном солдатским ремнем. — Проверка документов!
Патруль шел по парому, постепенно приближаясь к корме. Тех, у кого не оказывалось документов, и лиц подозрительных отводили в сторону.
Сергей сидел рядом, равнодушно насвистывая: «Белой акации гроздья душистые...»
— Документы, гражданка!
Возле Саши стоял совсем молоденький веснушчатый красноармеец, почти мальчишка. Она опустила руку к поясу и... обмерла.
В кармане, пришитом под корсажем юбки, у нее рядом с браунингом лежал мандат ВЧК. Но нельзя же было показывать мандат, подписанный Дзержинским, здесь, среди людей, которые принимают ее за тихую богомолку! Это значило погубить операцию. Надо же, у самого монастыря...
Саша лихорадочно искала выхода: незаметно переговорить с командиром отряда? Нет, не выйдет, слишком много глаз.
Красноармеец ждал. Патрульные спускали в лодку задержанных, непроверенные документы остались только у нее да у Сергея. Все-таки, видно, придется подойти к командиру. Иного выхода нет.
Саша резко поднялась и тут же, охнув, опустилась обратно. Вновь острая боль пронизала ее. Он, оказывается, с характером, их будущий ребенок, сразу требует бережного отношения.
— Ты что?! — испуганно проговорил паренек.
— Сейчас, — пробормотала Саша. — Сейчас... — Знаком попросила красноармейца нагнуться. Шепнула: — Позови командира.
— Что? — не понял патрульный.
Саша не успела повторить — рядом оказался Сергей. Оттолкнул красноармейца.
— Не видишь — мается баба! Женское у нее. Отойди!
Паренек оторопело посторонился.
«До чего догадливый, дьявол... — подумала Саша. — Надо же...»
Молоденький красноармеец сочувственно смотрел на ее побледневшее лицо.
— Болит?
— Болит... — прошептала Саша.
— Потерпи... Обойдется...
Саша готова была провалиться сквозь землю.
— Шемякин! — окликнул командир. — Все, что ли?
Он уже стоял у борта, готовый спуститься в лодку.
— Все!
Паренек, подхватив винтовку, побежал к своим.
— Отлегло? — спросил Сергей, провожая взглядом удаляющуюся лодку.
У входа в монастырь скучными голосами просили милостыню нищие. Толстая монахиня бойко торговала маленькими образками — копиями «чудотворной» иконы.
Сергей попрощался на берегу. Ему надо было идти дальше. Саша несколько раз оборачивалась на его высокую фигуру в суконной рубахе, что-то все больше тревожило ее. На повороте дороги он обернулся, помахал Саше рукой.
В монастырском дворе стоял автомобиль.
Саша огляделась и увидела у конюшен Николая. Вместе с чекистами он осматривал лошадей. По тому, как он поминутно оглядывался на монастырские стены, Саша поняла, что Николай ждет ее и волнуется.
Она отстала от своих попутчиков, подошла к колодцу напиться.
Матрос заметил ее, тронул за плечо Николая. Тот обернулся. Снял пенсне, протер стекла, снова надел. Наконец увидел Сашу и тут же отвернулся.
