хотелось толкаться около Джейн Шайн и поздравлять ее с успехом; но ничего не поделаешь. Остается сделать счастливое лицо и сыграть роль — невелика трудность, если уж на то пошло. Она так любит Джейн! Они ведь учились вместе. Она ей желает счастья.

Если бы только все это было так просто! Кто-то поставил записи старых детройтских хитов — Марвин Гей, Марта и Ванделлы, «Четыре вершины» — и Рут чуть было не поддалась заразительному ритму, чуть не позволила себе расслабиться, но вовремя спохватилась, что эта музыка предназначена не для нее, а для Джейн, недаром она расхваливала эти записи в последнем номере «Интервью», который словно бы сам собой объявился на одном из столиков в гостиной. Джейн, оказывается, просто жила песнями этой группы, в очень ранней молодости, понятно, вернее сказать — даже просто в детстве (может быть, в детском саду?). У них такой, особенный какой-то, ритм и… как бы выразиться?.. Душевность, вот что в их музыке замечательно, Джейн в своем творчестве стремится к тому же, хотя ей, конечно, никогда не сравниться с «Новым папиным портфелем» и «Моим бубенчиком», но вот эта чувственность, эта живая плоть, je ne sais quoi(Нечто неуловимое), — это и есть ее конечная цель. Рут украдкой прочитала интервью. Рвотное.

Когда стихла овация, Рут вместе с Брай пошла в гостиную, куда Оуэн перенес — от комаров — столы с угощением, хотя все двери остались нараспашку и аппаратуру не выключали — на случай, если кто-то пожелает облегчить зуд в паху после прослушанного рассказа, вихляясь и обжимаясь под музыку. Но только не Рут. В ее намерения входило держаться в тени — присутствовать, конечно, все-таки знаменитая Ла Дершовиц, звезда вчерашнего драматического действа во внутреннем дворике; коронованная царица улья, создательница всего сценария с Хиро Танакой, естественно, ей принадлежит видное место, но не в центре общего внимания, сегодня — нет Брай принялась качать головой в такт музыке, она уже немного выпила, и не успела Рут ее вовремя заткнуть, как она принялась охать и восторгаться.

— Ой, я такого в жизни не слышала! — лепетала она с придыханием. — Вот убей, вот разрази меня гром, это самый лучший рассказ изо всех, что я знаю. И самое лучшее чтение. На всем свете. Правда- правда.

Вытаращила глаза, разинула рот, глядит бессмысленно, на верхней губе — бисеринки пота. Рут остановилась, помолчала. И сказала как отрезала:

— Вздор. Дешевка. Это, по-твоему, чтение?! Знакомство с текущей работой?! А по-моему, это показуха. По-моему это оскорбление.

Брай растерялась. Она смотрела ошарашенно, не знала, куда руки девать.

— И весь рассказ этот, — свирепо продолжала Рут, — мелодрама самого дешевого пошиба. Шведы четырнадцатилетние, я вас умоляю!

— Руу-ти, — с укором, на два слога, первый протяжный, под ударением, второй тихий и неодобрительный, — ты это, разумеется, не всерьез?

Ирвинг Таламус возник у нее за плечом, одетый в салатово-желтую рубаху с открытым воротом, хвастливо демонстрирующим черную спутанную поросль на груди. Рут с ужасом сообразила, что эта рубашка из комплекта, а шорты от нее она стащила для Хиро. Стоит рядом и улыбается, сардонически растянув в ниточку губы и острыми их уголками пронзая сердце Рут.

Брай стала ловить ртом воздух, словно оказалась по горлышко в воде.

— Вот и я тоже говорю, мистер Таламус…

Он остановил ее, подняв ладонь, а другой рукой нежно сдавив ей локоток, одновременно и по-отечески, и похотливо.

— Ирвинг, — поправил он. — Зови меня Ирвинг, — эдаким раскатистым, всеядным баритоном.

— Я то же самое говорю, Ирвинг, — с улыбочкой, вся такая из себя душечка, — я сколько раз слышала, как читают, еще в школе, и потом в университете в Нью-Йорке, но сегодня это было что-то особенное, меня будто подхватило и несет, нет, правда, хоть побейте, она прямо как волшебница, колдунья, и если уж говорить о театральности, об актерской игре…

Брай так воодушевилась, что язык совсем перестал ее слушаться. Она выпучила глаза, то открывала, то закрывала рот, ну просто золотая рыбка в платье с голыми плечами.

— А ты как находишь, Рут? — Глаза у Ирвинга прикрыты. Он между делом ухитрился одной рукой обнять Брай за талию. И вообще, кажется, ловил от всего этого большой кайф.

Но Рут не собиралась подыгрывать ему. И тем более у нее не было намерения говорить про Джейн Шайи, обсуждать ее надуманные рассказы и ее безмозглое эстрадное кривлянье. Рут сохранит полнейшее спокойствие. Олимпийское. Она выше всего этого. — Уволь меня, Ирвинг, — проговорила она, глядя ему прямо в глаза. — Это не чтение, а предменструальная истерика. И, повернувшись на каблуке, оставила его с его лапами и волосатой грудью рядом с Брай.

За утешением она пошла к Сэнди, но и Сэнди оказался не лучше Брай. Он сидел на другом конце комнаты рядом с Бобом и барабанил пальцами под музыку, весь во власти впечатления от номера Джейн. Рут попыталась направить его в другую сторону, увести от идолопоклонства и посеять в его сердце семена критицизма. Но все бесполезно. Он блаженно потягивал пиво из банки и не отрывал глаз от небольшой группы вокруг Джейн — там толпились Сизерс и Тейтельбом, Септима, Лора Гробиан, Клара и Патси и еще с полдюжины других, ну прямо ученики, окружившие самого Мессию. Саму Мессию.

Зато в углу она нашла Регину, та сидела одиноко и хмуро смотрела в бокал. Уж она-то не постесняется назвать дерьмо дерьмом, она понимает: Джейн Шайи — самозванка. Регина навела вокруг глаз черные тени и выкрасила волосы в цвет межпланетной ночи; и стала похожа на женщину Востока, с которой сорвали чадру. — Ну, так как? — спросила Рут, присаживаясь к ней бочком, — будем хоронить ее рядом с Вордсвортом? Или все-таки ей Ф. Т. Барнум (американский импресарио и владелец цирка) более подходящая компания?

Рут безрадостно усмехнулась.

— Джейн? — уточнила Регина и раздавила окурок в кадке с пальмой у себя за спиной. Потом распрямила спину, пожала плечами и отвернулась. — Даже и не знаю. Она бывает совершенно несносной, корчит из себя примадонну и вообще, но сегодня мне показалось, что она хотя бы добилась драматического эффекта…

— Драматического эффекта? — Рут была в недоумении.

— Если читать эту ее белиберду, я на пятом слове уже засыпаю. А ей все же вроде как удалось завладеть моим вниманием.