тварь и пытаясь привыкнуть к ее виду.

— Ты ничего не знаешь. Не можешь знать! — Меня так трясло, что пришлось опереться о косяк.

— Да, видимо, когда у тебя на спине паразит, это все воспринимается по-другому. Джарвис… — Он замолчал.

— Вот именно, черт побери! По-другому! И ты меня туда не затащишь.

— Нет, я не стану этого делать. Но, очевидно, врач был прав. Возвращайся, сынок, и ложись обратно. — Старик шагнул за порог.

Он сделал три или четыре шага, когда я позвал:

— Босс!

Старик остановился и повернулся ко мне с непроницаемым лицом.

— Я иду, — добавил я.

— Может быть, не стоит?

— Справлюсь. Просто это трудно… вот так сразу… Нервы…

Мы пошли рядом, и Старик участливо взял меня под локоть. Прошли еще одну запертую дверь и очутились в помещении с влажным теплым воздухом.

Обезьяну поместили в клетку. Ее торс удерживало на месте сплошное переплетение металлизированных ремней. Руки и ноги безвольно висели, словно она не могла ими управлять. Обезьяна подняла голову и зыркнула на нас горящими ненавистью и разумом глазами. Затем огонь во взгляде угас, и перед нами оказалось обычное животное, в глазах — тупость и боль.

— С другой стороны, — тихо сказал Старик.

Я бы не пошел, но он все еще держал меня за руку. Обезьяна следовала за нами взглядом, но ее тело надежно удерживала рама с ремнями. Зайдя сзади, я увидел…

Хозяин. Тварь, которая бог знает сколько ездила у меня на спине, говорила моим языком, думала моим мозгом. Мой хозяин.

— Спокойно, — сказал Старик. — Ты привыкнешь. Отвернись пока, это помогает.

Действительно помогло. Я несколько раз глубоко вздохнул и попытался сдержать бьющееся сердце. Потом заставил-таки себя смотреть на паразита.

Ужас, собственно, вызывает не сам его вид. И дело не в том, что ты знаешь о способностях паразитов: то же самое чувство я испытал и в первый раз, еще до того, как узнал, что это за твари. Я попытался объяснить свои мысли Старику, и он кивнул, не отрывая глаз от паразита.

— Да, у других то же самое. Безотчетный страх, как у птицы перед змеей. Возможно, их основное оружие. — Он посмотрел в сторону, словно даже его дубленые нервы не выдержали такого зрелища.

Я тоже не трогался с места, заставляя себя привыкать и пытаясь удержать завтрак внутри. Говорил себе, что теперь хозяин уже не страшен, что он ничего не может мне сделать. Затем отвел взгляд и обнаружил, что Старик наблюдает за мной.

— Ну как? Уже легче?

Я снова взглянул на хозяина.

— Немного. Но больше всего на свете я хочу его убить. Убить всех их! Я бы всю свою жизнь убивал и убивал этих тварей. — Меня опять начало трясти.

Старик задумался, глядя на меня, затем протянул свой пистолет.

— Держи.

Я не сразу понял, в чем дело. Своего оружия у меня не было, поскольку мы пришли сюда прямо из больничной палаты. Я взял пистолет и бросил на Старика вопросительный взгляд.

— Э-э-э… зачем?

— Ты же хочешь ее убить. Если тебе это нужно, вперед. Убей. Прямо сейчас.

— Ха! Но ты же говорил, что тварь нужна для изучения.

— Нужна. Но если ты считаешь, что должен ее убить, убей. Это ведь твой хозяин. Если для того, чтобы вновь стать человеком, ты должен ее убить, не стесняйся.

«Вновь стать человеком». Мысль звучала в мозгу, как набат. Старик знал, какое мне нужно лекарство. Я уже не дрожал. Оружие, готовое извергать огонь и убивать, лежало в ладони как влитое. Мой хозяин…

Я убью его и вновь стану свободным человеком. Если хозяин останется в живых, этого никогда не произойдет. Мне хотелось уничтожить их всех, отыскать и выжечь всех до единого, но, первым делом, этого.

Мой хозяин… Повелитель. До тех пор, пока я его не убью. Почему-то мне показалось, что, останься я с ним один на один, мне ничего не удастся сделать, что я замру и буду покорно ждать, пока он не переползет ко мне на спину и не устроится, захватывая мой мозг, всего меня.

Но теперь я мог его убить!

Уже без страха, с переполняющим меня ликованием, я прицелился.

Старик по-прежнему смотрел на меня.

Я опустил оружие и неуверенно спросил:

— Босс, положим, я убью этого паразита. А другой есть?

— Нет.

— Но ведь он нужен.

— Да.

— Тогда… Черт, зачем ты дал мне пистолет?

— Ты сам знаешь. Если тебе нужно, убей. Если сумеешь обойтись, тогда им займется Отдел.

Я должен был. Даже если мы убьем всех остальных, пока будет жив этот, я так и не перестану трястись в темноте от страха… А что касается других, то в одном только Конституционном клубе можно взять сразу дюжину. Убью этого, и мне уже ничего не страшно: я сам поведу туда группу захвата. Учащенно дыша, я снова поднял пистолет.

Затем отвернулся и кинул его Старику. Тот поймал оружие на лету и спросил:

— В чем дело?

— А? Не знаю. Когда я уже совсем собрался нажать на курок, мне стало достаточно просто знать, что я могу это сделать.

— Я тоже так решил.

На душе у меня стало тепло и спокойно, словно я только что уничтожил врага или был с женщиной, словно я действительно убил эту тварь. Я мог повернуться к ней спиной и даже не злился на Старика.

— Черт, у тебя все решено заранее! Как тебе нравится выступать в роли кукловода?

Но он шутки не принял.

— Это не про меня. Обычно я лишь вывожу человека на дорогу, которой он сам хочет идти. А настоящий кукловод — вот он.

Я обернулся.

— Да… Кукловод. Только ты думаешь, что знаешь, насколько точно угадал, но это не так. И я надеюсь, никогда не узнаешь.

— Я тоже, — сказал он серьезно.

Теперь я мог смотреть на хозяина без содрогания и, не отводя взгляда, сказал:

— Босс, когда вы с ним закончите, я его убью.

— Заметано.

Прервал нас человек, который неожиданно влетел в лабораторию. В шортах и в белом лабораторном халате он выглядел довольно глупо. Не Грейвс, другой. Кстати, Грейвса я больше никогда не видел — наверно, Старик его просто съел.

— Прошу прощения, шеф, я не знал, что вы здесь. Я…

— Да, я здесь, — перебил его Старик и направил пистолет ему в живот. — Почему ты в халате?

Человек посмотрел на пистолет с таким выражением лица, будто происходящее показалось ему неудачной шуткой.

— З-э-э… Так я же работал. Не ровен час обольешься чем, а там у нас растворы бывают…

— Снять!