получилось, сошлись мы по-приятельски, осталась она при мне. Не могу я ее бросить, беззащитная она какая-то, тонюсенькая… Наши-то, вольные девчата, – те шустрые, оборотистые. Как поднимут бузу – любого фраера взять на характер [116] смогут, натурально. А Катюша не такая! Тихая, все думает о чем-то. Ну, а если развеселится – держись! Сумеет и спеть, и сплясать. Ей бы в артистки пойти, она способная. Не верите – у ребят спросите.

– Верю, – улыбнулся Андрей и стал прощаться.

Им с Непециным еще предстоял визит к марафетчику Аптекарю.

Непецин поджидал Андрея на углу Коминтерна и Красной армии: Аптекарь жил неподалеку, на улице Луговой.

Поглядев на мокрое от пота лицо начальника, Борис Борисович пошутил:

– Вы прямо как из парной, товарищ Рябинин!

– Торопился, боялся не успеть, – утирая лоб, отозвался Андрей. – Выполнял общественно-полезную нагрузку.

– Ну так зайдем в пивную, примем по кружечке, – предложил Непецин.

Они спустились вниз по улице Коминтерна и расположились в уютной пивной Товаркова. Несмотря на урочный час, посетителей в заведении оказалось немного. Непецин принес две кружки и тарелку соленых сушек, пожелал Рябинину успешной службы в ГПУ и принялся за пиво. Сделав несколько глотков, он отставил кружку:

– Хорошо!

– В самом деле, отменное пиво, – согласился Андрей.

Приметив кого-то в сторонке, Борис Борисович рассмеялся:

– Посмотрите-ка туда, Андрей Николаевич! Видите во-он того нищего полудурка?

– В рваном армяке?

– Ага. С виду – круглый идиот от рождения. Ан, нет, он – пример наказания Божия за преступление!

– Да ну?

– Истинно говорю. Этот юродивый бродяга – Семка Червяк, бывший вор-могильщик.

– Могильщик? – надкусывая сушку, переспросил Андрей.

– Именно, тот, что совершает кражи из могил.

– И такие есть? – удивился Рябинин.

– Кого только у нас нет! – хмыкнул Непецин. – Этот самый Червяк когда-то подвизался в шайке мародеров, а потом так и не смог работать без присутствия рядом мертвеца.

Шучу. Но факт есть факт: стал Семка грабить могилы. И вот в апреле 1921 года случилось у одного местного богатея несчастье – померла в расцвете лет красавица-дочка. Отец был при старом режиме гильдийным купцом, потом, конечно, денежки пришлось отдать в пользу неимущих классов, но кое-что осталось.

Приходишь к нему, бывало, с обыском, – он плачется, прибедняется, на судьбу жалуется. Сильно его не притесняли, потому как жил старик тихо, не бунтовал. Жена купца долгие годы не рожала, оттого дочь Настя стала ребеночком безмерно любимым. Может, по причине поздних родов или просто по природе своей, а только вышла Настя какой-то странной – вечно бледная, нелюдимая.

И при этом красива до жути: глазищи огромные, голубые; волос черный, смоляной; сложение правильное. В том самом злосчастном для нее году исполнилось Насте семнадцать лет. Наступила весна, и она вдруг без всякой причины померла. Поубивались родители и собрались дочку хоронить. Отец достал кубышку и закатил царские похороны. Гроб украсили цветами и золотыми фигурками, одели Настю в белое платье, расшитое драгоценными камнями. Весь город ходил прощаться с Настей. Доктора навещали, качали головами – сомнительной им казалась скоропостижная смерть, предлагали они отцу осмотреть Настю, старик – ни в какую. «Не дам, – говорил, – дочку тронуть. Бог дал – Бог взял».

Слухи о богатом убранстве покойной вмиг разнеслись по округе. Мы с чекистами пришли проверить. Старик встретил нас сурово: «Неужто будете с мертвого тела ценности обирать?» Мы отступили – грех, как- никак. Похоронили Настю на третий день. Вот тут-то и настал черед Семки-Червяка! Он с приятелем удумал обокрасть покойницу. Ночью дружки пробрались на кладбище, раскопали могилку и сняли крышку с гроба. Конечно, Червяк немало повидал на своем подлом веку, однако таких богатств он получить и не мечтал. Обезумели мерзавцы от радости, собрали золото, камешки и тут же, у гроба, стали делить добычу. Вдруг почуяли они рядом шорох, оглянулись, – а покойница поднимается из гроба, садится и открывает глаза! Воры заорали так, что слышали их за добрых две версты. Побросали они драгоценности и – кто куда. Подручный Червяка помер от разрыва сердца в пяти саженях от могилы, а сам Семка свихнулся.

Настя же так испугалась незнакомого страшного места, что умерла по-настоящему. Оказалось, она заснула летаргическим сном, а отец сдуру и от упрямства не дал врачам должным образом установить факт смерти. Ну, а Червяка мы утром нашли в канаве. Он сидел и лепил глиняные фигурки. Суд определил его в «психиатрическую», через два года он освободился за приличное поведение, теперь вот – шастает по кабакам, канючит на выпивку.

И заметьте, стал совершенно другим человеком! Вовсе непохожим на прежнего злобного ворюгу.

– М-да, история, – допив пиво, покачал головой Рябинин. – Жорж Санд, да и только.

– Не понял.

– Есть один роман, где герой часто засыпает летаргическим сном. Как-нибудь расскажу. Пойдемте, Борис Борисович, пора на рандеву с Аптекарем.

Непецин долго водил Андрея какими-то темными закоулками, пока не остановился у ветхого забора.

– Мы обошли дом Аптекаря стороной, – шепнул Борис Борисович. – Зайдем сзади, так все его хорошие знакомцы делают.

Непецин отодвинул одну из досок и протиснулся в лаз. Андрей последовал за ним.

Они прошли заросшим неухоженным садом и очутились перед покосившимся домом. Борис Борисович стукнул в окошко, вытащил револьвер и встал у двери. Когда она приоткрылась, Непецин сунул ствол в щель и приказал впустить. Человек со свечой в руке испуганно забормотал и попятился. Он пропустил непрошеных гостей и запер дверь на крепкий засов.

Непецин, не церемонясь, пригласил Андрея в комнату. Аптекарь покорно предложил им стулья.

– Чем могу в столь поздний час, товарищи дорогие? – хозяин натянуто улыбнулся.

Ему было около сорока, – розовощекий и чисто выбритый, он походил на кабатчика. Маленькие колючие глазки ощупывали лица ночных визитеров.

Непецин снял фуражку, выдержал длинную паузу и проговорил:

– Есть нужда потолковать с тобой, Антон Фомич, полюбовно.

– Вижу, что полюбовно, – Аптекарь поклонился. – Уж я вас знаю, коли захотите по-серьезному зайти, так понятых приведете, ордер предъявите. Чем могу служить уголовному розыску?

Непецин покачал головой:

– Мы к тебе, Фомич, пришли от имени Государственного политического управления. Вот товарищ Рябинин, следователь.

Аптекарь вздрогнул и мелко засеменил:

– Зачем же ГПУ, товарищи дорогие? У меня с ГПУ – полное взаимопонимание. Можете спросить,– Коростылев перед органами чист.

– Знаем-знаем, – отмахнулся Непецин. – Потому и хотим, чтобы ты, как… добропорядочный гражданин, оказал чекистам посильную помощь.

– Какой уж там «добропорядочный»! – смутился Аптекарь. – Это с моей-то, Борис Борисович, анкетой…

– Ну, за прошлые подвиги ты свое еще от Николашки [117] получил. Покамест ты вне подозрений, вот и выходит «добропорядочный»! – Непецин рассмеялся.

– Шутить изволите, – Аптекарь покачал головой. – Старые времена припомнили. А только не один Николашка меня миловал, после царской-то дачи меня и ваша власть привлекала.

– Не «наша», Антоша, а народная! – назидательно поднял палец Борис Борисович. – В том числе и твоя, как трудового, по происхождению, элемента. Папаша твой замечательным кузнецом был, многие еще его помнят.