— Проводил.

— Ну так к тебе еще гости.

— Кто? — не поверил Митя.

— Девочка какая — то. Я ее в дом приглашала — не хочет. Под тентом сидит. С полчаса тебя уже дожидается.

На неверных ногах, со звоном в ушах и, быть может, даже покачиваясь, Митя отправился под тент.

На одной из разложенных раскладушек сидела Людка нога за ногу и беззаботно лузгала семечки. Вылитая галка. Митя ждал не ее, но ему полегчало. К другой встрече он сейчас был не готов.

— Здорово, — первой поздоровалась гостья.

— Привет, — отозвался Митя.

Людка беззастенчиво и не скрываясь изучала фонари на Митиной физиономии.

— Здорово, — подвела итог своих наблюдений, поменяв ударение в слове на первый слог.

Митя усмехнулся и промолчал, раз пришла, пусть сама говорит зачем.

— Меня Никита просил к тебе зайти, — словно прочитав эту мысль, объяснила свое появление Людка. — Очень просил. Он тебя этой ночью ждать будет за карьером у кладбища. Там где всегда.

Митя молчал.

— Он один будет, и ты один приходи. На разговор, — добавила Людка.

Митя молчал.

— Да, — будто что — то еще вспомнила она, — велел передать, чтобы ты не боялся. Драться они не будут.

Митя опять только усмехнулся.

— Так что передать — то? — Людка встала с раскладушки. — Придешь или нет?

— Приду, — распечатал свои уста Митя. — Только, может быть, долго придется ждать, пока бабушка не уснет. Сложно теперь все после вчерашнего.

На это уже усмехнулась Людка. Потом сунула руку в карман своих шорт и сделала шаг навстречу Мите.

— Еще это, — сказала она немного по — другому, не так подчеркивая свою независимость, как прежде. — Аленка просила передать.

У Мити снова екнуло сердце.

— На, — Людка протянула ему раскрытую ладошку, на которой лежал его швейцарский перочинный ножик.

Повинуясь как сомнамбула, Митя медленно взял его.

— Бывай, — бросила Людка и мимо остолбеневшего Мити быстро направилась к калитке.

— Стой, — обернувшись, он успел поймать ее за руку.

— Ну чего? — Людка остановилась, но повернула лишь голову.

— А у Мишки… Она ж Мишке его подарила. Людка вырвала руку и повернулась вся.

— Ты о чем? — спросила она, зачем — то еще подбоченясь.

— Ну нож этот. Я же его у Мишки видел.

— Больной, что ль? — Людка покрутила пальчиком у виска. — У Мишки свой такой же. Еще прошлым летом у какого — то приезжего отобрал. Бывай, — повторила она, решительно отворачиваясь. — Провожать не надо.

Но Митя об этом и не думал. Он еще постоял так, с ножом в руке, немного, потом сунул его в карман и лег на раскладушку.

Костер между ними горел совсем небольшой, слабенький. То ли Никита поленился собрать много дров, то ли в долгом ожидании Мити он спалил большую часть собранных сучьев и теперь экономил топливо. Как бы то ни было, но более хилого костра в яме у кладбища Митя еще не видел.

Они сидели по разные стороны от огня и общались через него. Митя сам так сел сразу, когда пришел, специально. И с того момента не проронил еще ни одного слова.

Щурясь на еле живое пламя, а быть может, таким способом пряча глаза, Никита резонерствовал, при этом, по старой памяти, называя своего собеседника Димоном.

— Я понимаю, обидно. Конечно, обидно. Но кое в чем, старик, ты и сам виноват. Знаешь, Димон, я ведь тебе с самого начала симпатизировал, ты мне нравился. Остальные не в счет. Майк там, Гарик, Лысый… Видишь, я их всех разогнал, чтобы только с тобой одним встретиться. Ты мне и сейчас… Ну, как бы тебе… Ты мне по душе. Но понимаешь, Димон, есть в жизни такие вещи, которые тебе пока недоступны. Нет, не потому, что кто там глупее или умнее, просто живем мы по — разному. Ты там, мы здесь, и жизнь здесь другая. Вот это ты должен понять. Сложно здесь, очень сложно. Но это наш мир. У тебя вот отец, мать, у меня тоже мать, отец умер. И, кроме матери, никто не работает. А что она заработает — ничего. Ну и не в этом дело. У Лысого вон, считай, вообще только тетка, и та старая. А у нас даже дом второй еще есть в Бузырино, от деда остался, ну ты вчера его видел. В общем… Да…

Никита, как видно, сбился с мысли и, пошуровав в костре цельным, не горелым еще сучком, подбросил его в огонь.

— Короче, — решительно сказал Никита, сложив руки на коленях и глядя Мите в лицо, — что ты хочешь? Что ты молчишь все? Давай говори. Для этого ведь ты и пришел.

Этого момента Митя и ждал, поэтому и молчал. Никита исчерпал себя и перешел к делу. Но будет ли он играть с открытыми картами?

— Я не сам пришел, — напомнил Митя. — Это ты меня позвал. Поэтому я ждал, когда ты скажешь зачем.

— А затем я тебя и позвал, чтобы ты мне сказал, что ты хочешь.

— Васю кто бил?

— Его и спроси. Пусть он сам тебе это скажет, если тебе это нужно.

— Он не помнит. Вообще не помнит, как его били. Это Майк?

— Блин. — Никита повесил голову. — Ну тем более, какая тебе разница?

— Ладно. Бывай, — Митя встал, использовав Людкино прощальное словечко.

— Сядь, — тут же указал пальцем за костер Никита. — Я говорю, сядь. Серега его бил, мой брат. Митя сел.

— Только второй раз я это говорить не буду, — покрутил головой Никита.

— Достаточно, — успокоил его Митя. — А я уж стал думать, что Майк.

— Это потому, что тебя он бил и еще ножичком попугал. Нет, этого пацана Майк не трогал. Его вообще никто не должен был трогать. Но Серега, вечно он, эх!.. — досадливо оборвал фразу Никита. — Я ведь только сказал ему, что к Лысому папаша вот этого пацана приходил — и все. Ну, думаю, попугает парня, глядишь, и прекратится суета. А он его сразу по рогам. И не видел никто из нас, не знал даже… — Никита потряс головой: мол, полное недоразумение. Впрочем, Митя ему поверил и следующий вопрос задал совсем о другом.

— А нож у Майка… Он у него давно?

— Ты что, думаешь, Мишка, что ли, людей режет? — криво улыбнувшись, спросил Никита. — Что он, дурак, что ль. Или что, он с этим ножом кого — нибудь грабит? Да таким перышком только грязь из — под ногтей выковыривать, он тебя просто на испуг брал, чтобы ты замолчал. Он боялся, что шуметь будешь и сделку сорвешь. Клиент зашухерится, и все. Но ты еще хуже сделал… Ладно, речь не об этом. Нож у него этот всегда с собой, понял. Это не финка, вообще ничто. Там меньше десяти сантиметров лезвие, ну да ты его видел. Никакой мент не имеет права даже отобрать его. Обычный перочинный ножик.

— Я понял, — кивнул Митя. — Я только хотел знать, давно он у него или нет.

— Блин, я опять не въеду. Ну год, полтора. Какая разница?

— Теперь никакой. Не бери в голову.

— Трудно с тобой, — честно признался Никита. — Порой я тебя не понимаю. Чего ты хочешь — то?

— Чего я хочу? — усмехнулся Митя. — Этого ты не можешь. Ты просто этого не умеешь. Не дано тебе, понял? И никому из вас не дано. Даже… — тут Митя прикусил язык.

— Ну давай, давай договаривай, — подбодрил его Никита. — Ты про Алену хотел сказать. Дурак ты,