подходили, пока на пляже не появился еще один человек, с приходом которого все стало портиться. По словам Тоши, этот тип был старше Митиных местных друзей, но знал их всех и долго с ними беседовал. Потом он долго, сидя на корточках, смотрел в сторону Бэна и Тоши, будто изучал их и о чем — то раздумывал.
— Неприятно так, сидит и пялится, пялится, — бурчала Ангелевская.
Потом все Митины друзья разбрелись кто куда — двое на баллонах уплыли, а двое просто ушли, и этот тип тоже ушел. Только он появился снова совсем неожиданно, когда Бэна рядом с Тошей не оказалось — тот совершал очередное омовение в прохладном пруду после порции солнечного облучения.
— Появился непонятно откуда, — жаловалась Тоша. — Пристроился рядом и стал говорить всякие гадости. Даже и не такие уж гадости, но пошлости. И таким тоном, что меня чуть не вырвало. Я хотела просто уйти, а куда? Тебя нет, и этого нет и нет, все купается. Я уж думала, что он потоп, когда наконец пришел.
Приход Бэна сразу накалил ситуацию. Незнакомец уходить не собирался, а стал всячески подкалывать Бэна, явно провоцируя ответную реакцию. К чести последнего, он только рядом лежал и молча терпел.
— Тут народ стал с пляжа уже уходить, — продолжала Тоша, потому что уже обед, а тебя все нет. А этот все не уходит. Стал меня на дискотеку приглашать какую — то со странным названием. 'Веселые дебилы' или 'имбицилы' какие — то.
— Все — таки 'децибелы', Ангелевская, — лениво поправил Бэн.
— Но я уверена, что будут там одни имбицилы, — упрямо заявила Тоша.
— А кто это? — спросил Митя.
— Говорим же тебе, что незнакомец.
— Нет, я про этих дембелей или деци… ну как вы их обозвали.
— Эти вроде тебя, — ляпнула Тоша. — Дебильность или имбицильность — разные степени умственной отсталости.
— Все — таки 'децибелы', — снова вмешался Бэн, — единицы мощности звука и больше ничего. Кстати, я это название где — то уже слышал, в фильме каком — то, так Куравлев говорил, кажется, там он еще с Муравьевой вместе играет. Так что 'Веселые децибелы'.
— Но будут там… — вновь начала Тоша.
— Ладно, — прервал ее Митя, который все же немного обиделся. — Куда он делся потом?
— Этот дурак? Слава богу, ушел. Попрощался по — идиотски и ушел.
— Ну и нечего про него говорить. Потому что все уже закончилось, — подвел итог Бэн. — Бе са мэ мучо, Ангелевская.
В тот же миг Тоша развернулась, ухватила его за волосы и два раза ткнула носом в траву. На самом деле не больно, но приговаривая: 'Дурак, дурак'.
— Стоп, — прервал эту разборку Митя. — Откуда знаете?
— Что откуда? — на Митю непонимающе смотрели две пары глаз.
— Про бе са мэ мучо откуда взяли?
— Да это он так прощался, — засмеялся Бен. — Вот она на меня и накинулась.
— Дурак, — повторилась Тоша. — И ты дурак, — обратилась она теперь к Мите. — Он правда мог ведь его побить. Здоровый мужик, лет двадцати.
— Да не стал бы он со мной связываться, — не согласился Бэн. — Хотя кто его знает… Драться он любит. Все косточки на правой руке о кого — то ссадил. И ссадины почти свежие.
— Вот, черт, — тоскливо произнес Митя и опять взялся за голову, только уже не картинно, как прежде, а от настоящей тоски.
Прошло несколько мгновений томительной тишины.
— Да ладно тебе, — тряхнул Митю Бэн. — Все же закончилось.
Митя молча покрутил головой.
— Почему? — спросила Тоша. — Ты что, его знаешь?
Митя кивнул.
— Он из твоих друзей?
Митя опять отрицательно помотал головой.
— Ну так что ж ты расстроился?
От огорчения Митя сорвал пук травы и швырнул его в сторону реки. Травинки не долетели и рассыпались, сразу же потерявшись среди несорванных собратьев. Он знал, что от него ждут объяснения, и долгое молчание было лишь тому подтверждением.
— Ладно, — решительно вскочил Митя, и Бэн с Тошей разом вскинули головы. — Ладно, — повторил он, глядя на них сверху вниз и выдержав еще одну паузу. — Ладно… пошли домой, обедать пора.
— Мудро, — согласился Бэн.
А Тоша ничего не сказала, только покачала головой, когда собирала раскиданные по траве свои вещи.
— Не одевайтесь пока, — бросил Митя, — нам еще через речку идти.
Домой Митя, казалось, летел на всех парусах. Он провел своих друзей к броду ниже по течению, туда, где они встретились в первый раз, когда Митя так же спешил, а Бэн с Тошей только — только приехали. Сам Митя опять раздеваться не стал, а так и вошел в воду в кроссовках и джинсах, уже по обычаю. Единственная небольшая задержка вышла на другом берегу. Бэн и Тоша одевались, а Митя топтался, как конь, сгорающий от нетерпения пуститься вскачь.
И снова он почти побежал, но только до хозяйства Петровича.
— Надо зайти, — объяснил Митя новую остановку в пути. — У меня здесь пара вопросов есть.
И не дожидаясь согласия, свернул к воротам.
Как и прежде, их радушно встретили хозяева и снова Петрович всех на веранду к себе зазывал. Но Митя в этот раз заупрямился, не поддался.
— Нет, — мотнул он решительно головой. — Я только на минутку зашел. Спросить вас хотел.
— Ну, спрашивай, — лицо фермера озадаченно вытянулось, он уже просто не знал, чего ждать от своего юного приятеля.
— Дантес в конуре?
Петрович даже рот от изумления открыл, очевидно, он ожидал что угодно, но только не этого.
— Нет, — все же ответил он. — Опять где — то шастает. Это все?
— Нет, это только вступление. А когда Ленин с огорода ушел, Дантес тоже гулял?
— Не знаю, вечером болтался по двору, когда я на ночь Нерона отвязывал.
— Значит, и Нерон был отвязан?
— Был, — кивнул Петрович.
— А когда вы утром встали, они оба были во дворе, или…
— Дантес слинял, — опередил фермер. — Почуял свою вину и слинял. И Нерон сдрейфил, в самый угол двора забился за курятником, насилу я его оттуда выманил.
— Это где? — тут же заинтересовался Митя.
— Можно посмотреть?
— Да пожалуйста…
Петрович проводил надоеду и его друзей в самый дальний угол участка, где сгорал недавно от стыда проштрафившийся страж.
— Где он сидел? — спросил Митя, остановившись там у самой ограды между свалкой полусгнивших досок и ржавой бочкой.
— Да прямо тут, где ты и стоишь.
Митя отвернулся, осмотрел забор, выглянул, как мог, за него, сказал: 'Ага' — и быстро направился к выходу.
— Удивляешь ты меня, Дмитрий, — поспешил за ним фермер. — Погоди, есть для тебя новости.
— Потом, потом, я к вам позже зайду, — отмахнулся Митя.
— Да это ж про резину Кобзаря!
— Теперь мне не до этого, — отрубил Митя, и Петрович застыл на месте в позе исчезнувшего Ленина.