— На реку, — ответила девочка.
— Только не на пляж, — испуганно взмолился Митя.
— Сама знаю, не дура.
Алена была настроена решительно и шла быстро. Поспевая за ней, Митя терялся в догадках, его, что называется, бросало то в жар, то в холод. Он никак не мог вычислить, что его ожидает и что значит такая решимость.
Алена вывела его из Зараева тем путем, которым Митя еще никогда не ходил. Мимо какой — то котельной и длинных заборов по тропинке в зарослях гигантского репейника. Но в итоге они оказались совсем близко к реке и в самом подходящем месте, чуть ниже по течению того крутого обрывчика, где он ее впервые увидал. Здесь река поворачивала, окружая со стороны Зараева маленький полуостров, сплошь заросший по периметру камышом. Алена привела Митю именно туда.
На полуострове росла одна единственная ива. Очень старая, разваленная временем и очень удобная. Развалилась она так, что один из стволов дерева почти лег на землю, но жил, образуя естественную скамейку, а в развилке ивы — даже что — то вроде кресла со спинкой. Алена села на этот ствол. Митя рядом. Всю дорогу до реки они не разговаривали. Теперь пришло время.
— Я вчера ждал вас на реке, — начал Митя.
— У тебя же день рождения был. Кстати, поздравляю.
— Спасибо. Но я приходил на реку, хотел вас с моими друзьями познакомить и… Ну, в общем, на самом деле хотел тебя увидать.
Он сказал то, что думал.
— Можешь сейчас смотреть, — ответила Алена.
Эту фразу она бросила так, что, поймав ее смысл, Митя чуть не свалился с дерева. И смысл сказанного был не в словах, но в тоне. Спокойное безразличие уловил Митин слух. И Митя после этого будто подавился. Все слова, которые он хотел сказать, застряли у него поперек горла.
Пару минут Митя провел в тягостном молчании, все еще не в силах справиться с впечатлением от услышанного. Алена сама посмотрела на него.
— Что нахохлился? — спросила она.
Слова не проворачивались у Мити на языке, и сам он сделался будто весь пустой изнутри, как Ленин, что стоял в огороде Петровича.
— Что молчишь — то? — опять вполне невинно спросила она.
— Бе са мэ мучо, — сам не зная почему, выдавил Митя.
— Откуда знаешь? — неожиданно по — детски удивилась Алена.
— Чего? — удивился ее реакции и Митя.
— Ну, про беса мимучу.
— Да так, слышал, — Митя не улыбнулся, хотя и разобрал, что два испанских слова Алена считает за одно и произносит их слитно.
— Надо же, — Алена еще не перестала удивляться, — у нас так только один человек говорит.
— Какой? — Митя задал этот вопрос тоже просто так, чтобы что — то сказать, на — самом деле ему сейчас было глубоко наплевать, кто так еще говорит.
— Серега, только не Лысый, а Никитин брат.
— У Никиты есть брат? Ах да, ты говорила, — вспомнил Митя их последний разговор. — Еще, что он дубина.
— Дубина — то — дубина, но в семье главный. Отца — то нету.
— А где отец?
— Умер. Давно умер. Вроде от водки. А может, еще от чего, кто его знает. Когда очередной раз пришел из тюрьмы, так скоро и помер.
— Из тюрьмы — ы? Он что, сидел?
— Никитин отец? Да тыщу раз. У нас таких много. Сто первый километр.
При чем тут какой — то километр, Митя не понял, да и опять — таки не до этого ему сейчас было.
— А у тебя сидел кто — нибудь? — все же спросил он, развивая тему, немного опасаясь обидеть Алену, но хоть какой — то разговор завязывался.
— Не, — как ни в чем не бывало мотнула она головой, — у нас все работают. У нас, у Шмаковых еще так, еще дома три на улице, а у остальных кто — нибудь да найдется. Это не Москва. За разное попадают. Все больше по дурости и по пьяни. Вот в прошлом году Лаптев, тоже Димка…
— Что значит тоже? — возмутился Митя. — Я еще не сидел и не собираюсь.
— Он тоже не собирался, — усмехнулась Алена. —
Знаешь, как говорят, от тюрьмы и сумы не зарекайся. В машине чужой покатались и сели. Димка и Лешка. Ну, скоро уже выйдут.
— А Серега этот, Никитин брат то есть, сидел?
— Еще бы. Такой дурак обязательно сядет.
— А за что он сидел?
— Да кого — то избил в электричке, оказал сопротивление милиции, что — то такое, я уж не помню.
— А Васю не знаешь, кто бил?
— Какого Васю? Ах, того пацана, про которого говорили, что утонул. Нет, откуда? Мы туда не плавали, на пляже все были, когда фермер ваш прибежал.
— Его в больницу увезли, — сообщил Митя. Алена сначала сделала большие глаза, видно, не сразу сообразив, кого имеет в виду Митя, вроде бы здоровье Петровича не вызывало ни у кого опасений, но, догадавшись, о ком идет речь, несколько раз кивнула.
Потом добавила:
— Поправится. Лысого в прошлом году побили в Игнатьеве, он две недели в больнице лежал. Потом вышел как ни в чем не бывало. Только желтые фонари под глазами.
— Жаль, вас у меня на дне рождения не было, — вздохнул Митя. — Торт был классный. И вообще… Семена моего не видали.
— Кого?
— Семена, ну пес мой. Такса.
— Такса? — заинтересовалась Алена. — Эта такая на крысу похожа.
Митю хотя и покоробило сравнение, но он улыбнулся.
— У меня тоже собачка была, — ничего не заметив, продолжала Алена. — Жулька. Простая такая, жутко веселая. Прошлым летом под машину попала. Не любила их, бросалась всегда. А у Людки и сейчас есть, Лада.
— А порода какая?
— А никакая. Собака. Лохматая, умная. Да ты… Нет, ты ее не видел. Она всегда с Людкой, а прошлую неделю дома сидела — течка. Людка с ней как на улицу вышла, все кобели с улицы сбежались. Такая шобла, еле Ладу мы увели. И все лезут, здоровые, наглые. А Лада маленькая, еле отбили.
— Они бы с моим подошли по размеру, — поулыбался Митя.
— Не — е, — не согласилась Алена. — Такса еще меньше. Лада побольше будет. Она вот такая.
Алена пригнулась и показала, какая по высоте собака у Люды. Митя понял, что Семену действительно ничего 'не светит'. Лада явно была даже выше спаниеля, а уж такса просто проскочила бы у нее под брюхом.
— Все равно, — заупрямился он, — мой Семен и на таких западает.
— Собаки как люди, — к чему — то добавила Алена. Они опять замолчали, тема, казалось, исчерпала себя, и Митя снова не мог найти продолжение для беседы. Алена чему — то вдруг улыбнулась и продолжила сама:
— Все равно она ее не уберегла. Лада сама удрала. Никита с Лысым пришли в гости и во дворе с Людкой болтали, а Лада вертелась. Потом смотрят — нету. На следующее утро только пришла с веревкой на шее, кто — то ее уже и поймал. А она и от них удрала, да еще и мужа с собой привела — здоровый такой, черный, лохматый. Раза в три ее больше. Весь день у ворот лежал, всех других собак разогнал. Опять теперь щенята будут, как в прошлом году. Тогда двое…