немецкие огневые точки в доме за каналом. Надо было стрелять с открытых позиций прямой наводкой. Просьбу эту мы согласились выполнить, но трудность состояла в том, что направить снаряды по горизонтальной линии не представлялось возможным: конструкция пакета не позволяла наклонить его в такое положение, и стрельба была всегда с навесной траекторией полета снаряда. А здесь требовалось прямое попадание в дом, занятый немцами, и запустить снаряды надо было по горизонтальному направлению. Выполнить задачу я поручил капитану Печевскому и объяснил ему, что передние колеса надо опустить так, чтобы пакет был горизонтален поверхности, и если не найдется канавки, то надо выкопать ямки для колес. Печевский уехал с машиной и довольно скоро вернулся с орденом Красной Звезды. Он отлично выполнил задачу: нашли для машины канаву, опустили передние колеса и запустили по цели один снаряд. Затем скорректировали данные и выпустили остальные 11 снарядов. Цель была накрыта отлично, огневые точки подавлены, и пехотинцы форсировали канал. После этой стрельбы дивизион больше огня не вел. Для нас бои за Вену закончились, но машины были в полной боевой готовности.

Штаб дивизиона располагался на улице Принца Евгения. Здесь была и наша походная кухня. Дотошные бойцы осматривали помещения, расположенные во дворе дома, и обнаружили большой склад радиоприемников. Скоро эти приемники появились у машин и, получив питание током от аккумуляторов, услаждали бойцов музыкой. Из этой партии приемников я взял два: один большой для будущей Ленинской комнаты и маленький с универсальным питанием от постоянного и переменного тока — для себя. После войны я привез его домой, и он еще долго служил мне.

В батарее Печевского один боец получил ранение в руку, и я послал нашего фельдшера Голубева в батарею, оказать помощь раненому. Прошел час, я спрашиваю по телефону: «Как раненый, что сделал Голубев?» А в ответ: «Его не было здесь». Прошел день, а Голубева нет, шли дни, а его нет и нет. Кончилась война, мы выехали из Вены в Винер-Нойштадт, и тут явился Голубев. Спрашиваю: «Где пропадал?» Отвечает: «Шел в батарею, встретил красивую австрийку и прожил у нее. Ведь я холостой, вот и увлекся». Голубев подлежал отдаче под суд, но его счастье — война кончилась, и я не хотел омрачать ему и всему дивизиону радость победы. Учитывал я и то, что Голубев прошел всю войну с первого дня, — так что простил его.

Во дворе, где располагалась кухня, была поленница колотых дров. Повар, используя их для приготовления пищи, разбирал поленницу и обнаружил ворота гаража, открыл их и увидел чистую машину, вывешенную на колодках. Он сразу прибежал ко мне и доложил: «Товарищ гвардии майор, я для вас нашел красивую машину». Я пошел и действительно увидел красивую двухцветную машину «Мерседес-Бенц». Верх вишневый, а низ черный, внутри флажки со свастикой, две новые запаски сзади, на спидометре 16 тысяч. Руль имел самостоятельный замок, было два сигнала: один на руле кнопочный, а другой механический, с тросом к заслонке на выхлопной трубе. Машина была в хорошем состоянии. Автомеханики попробовали завести ее, но не завели и доложили, что нет компрессии. Начальником химслужбы в дивизионе был лейтенант Смытия, автолюбитель. Он попросил у меня разрешения покопаться в машине — и через полчаса пригласил меня прокатиться по Вене. Машина работала нормально. В салоне было чисто, свастики уже выкинули. Эту машину я решил сделать штатной, оформив на нее документацию; комбриг обещал любую трофейную машину ввести в штат техники дивизиона.

Бои шли далеко за каналом, на западных окраинах города слышна была редкая стрельба. К этому времени наши части перешли Дунай по всему городу, и Смытия лихо прокатил меня по улицам Вены. Теперь в дивизионе было три хорошие машины: «Мерседес», «Опель-Капитан» и «Штеер». Все они стояли открыто, кроме спрятанного в гараже «Мерседеса». «Опеля» облюбовал какой-то общевойсковой начальник и прислал капитана забрать машину, но я «Опеля» не отдал, потребовав письменный приказ. Капитан уехал, а бойцы спрятали машину так, что ее не обнаружишь. «Опель» закатили в пустое складское помещение с железными жалюзи, опустили затвор жалюзи и поставили напротив боевую машину. Капитан приехал и предъявляет какую-то бумагу, а я не стал смотреть ее, сказав, что машину уже забрали другие охотники за трофеями. Капитан посмотрел вокруг и уехал. Больше никто не приезжал, да мы бы и не отдали ни одной машины.

Немного погодя на нашем участке появился корреспондент «Известий» и спросил, нет ли лишней трофейной машины. Корреспондент был в летной форме, и по старой приверженности к авиации я сказал ему, что машину могу дать — хорошего зеленого исправного «Опеля». Он решил машину взять и попросил шофера, — но вот шофера я дать не мог. В знак благодарности корреспондент сказал, что напишет обо мне хороший очерк, как о первом командире гвардейских минометов, вступившем в Вену. Вспомнив эпизод с майором Кипиани и журналистом Евгением Кригером, я сказал, что писать не надо: ничего геройского дивизион не сделал. Больше с этим представителем газеты «Известия» я не встречался.

Жители Вены, австрийцы, скоро нашли контакт с советскими воинами. У здания парламента страны мы встретились с австрийцем, хорошо говорившим по-русски, он угощал нас яблоками. Я спросил, откуда он знает русский язык, и он ответил, что в Первую мировую войну был в плену в России. От яблок мы не отказались, только спросили: они безвредны или нет? Австриец ответил, что это его яблоки, у него небольшая фруктовая лавочка. Мы ели яблоки, а австриец рассказывал, как немцы запугивали население: «придут русские и перебьют всех мужчин-австрийцев» и «русские — это дикие, заросшие волосами люди, больше похожи на медведей». Здесь же, у здания Австрийского парламента, мы встретили группу мальчишек с повязками «фольксштурм» на рукаве. Они боязливо шли с винтовками, некоторые из них плакали, боясь, что их перестреляют советские солдаты. Бойцы отобрали у них винтовки, поддали им ниже спины, скомандовали «на хауз!» (домой!), — и радостные мальчишки разбежались во все стороны. Здесь, в центре города, было тихо. Центр Вены остался без повреждений, — исключением был знаменитый оперный театр. В Вене разрушения были главным образом в рабочих кварталах, а заводы и центр были целы. Эти разрушения произвела американская авиация, когда в этом уже не было никакой необходимости. Рабочие Вены сами вели расчистку разрушенных зданий и улиц. Мы поинтересовались, когда будут восстановлены дома, и один рабочий ответил, что «на это уйдет 90 лет». Штаб дивизиона расположился в доме напротив парламента. Сюда к нам и пришел командир отдельного мотоциклетного батальона. Он просил помочь похоронить своего замполита — дать салют, своих бойцов у него почти нет: многие убиты и ранены. Мы похоронили майора недалеко от здания французского посольства, и наши бойцы дали салют в честь героя штурма Вены.

Вечером на новой своей машине с шофером, бывшим московским таксистом рядовым Тереховым, мы катались по улицам Вены. Машина ему понравилась, и он был оставлен на ней как водитель. Теперь наш дивизион выглядел не хуже других дивизионов бригады. Ночь прошла спокойно, но к утру в одну из боевых машин попала мина. Кто ее выпустил, трудно было определить: бои заканчивались и шли в районе, слишком далеко отстоящем от нас для минометного обстрела. Этой миной убило часового. Мне доложили, что этот парень все боялся за свою жизнь, и вот, как по заказу, мина прилетела к нему. Об убитом бойцы его расчета были плохого мнения: он был барахольщик, — в доказательство они принесли обнаруженные в его карманах несколько золотых часов. Мы похоронили убитого, а его «трофеи» сдали в штаб бригады.

13 апреля Вена была полностью очищена от немецких войск. Дивизион получил задачу поддерживать стрелковый корпус, наступающий от Вены на запад. Я выехал на рекогносцировку к Сант-Пельтену и тут же от командующего артиллерией армии получил приказ в бой не вступать, — до встречи с союзниками перед войсками 3-го Украинского фронта немецких войск уже не было. Чувствовалось, что война идет к своему завершению. Мы очень внимательно следили за операциями других фронтов, в первую очередь на Берлинском направлении. Здесь наступлением командовал уже тогда прославленный полководец маршал Г.К.Жуков.

Недалеко от нашего расположения, напротив собора Святого Стефана, находился холм, на котором расположилась батарея зениток. Здесь девушки у орудий слушали патефон. К этому времени нас, каждого из командиров дивизионов, командир бригады оделил рулоном искусственного шелка разной расцветки, и мы менялись между собой этими материалами. Я попросил зенитчиц уступить нам патефон, предлагая взамен материал на платья, но девушки и слушать меня не захотели: «Мы и в военной форме походим!» Такова была великая потребность в музыке. Жаль, что ничего с этим не получилось, но на сердце было радостно: победа близка. В Вену перебазировались все дивизионы бригады, которые сосредоточились на юго- восточной окраине города. Наш дивизион менял место расположения самостоятельно. Картина перемещения была оригинальной: командир батареи Михайлов едет на мотоцикле, а Афанасьев тянет на буксире старую машину — такси с фонарями на капоте, как у старинной кареты; резина у машины была негодная, и ее