Взгляды подруг обратились к отгороженному веревками пространству в самом центре поля.

— А ты-то собираешься участвовать в Испытаниях? — спросила вдруг матушка.

— Ты не ответила на мой вопрос!

— На какой именно?

Нянюшка решила не ломиться в запертую дверь.

— Да чего греха таить, собираюсь, — призналась она. — Как обычно.

— Что ж, тогда буду болеть за тебя. С удовольствием покричала бы, как остальные, да боюсь, народ испугается. Поэтому я буду держаться сзади и вести себя тихо, как мышка.

Нянюшка решила испробовать другой подход. Ее лицо расплылось в широкой улыбке, она ткнула подружку локтем в бок и закивала:

— Ага, ага, конечно. Вот только… мне-то можешь и сказать, верно? Не хочу проворонить главное. Не могла бы ты незаметненько дать мне знак, что приступаешь, а?

— Что за намеки, Гита?

— Прах тебя побери, Эсме Ветровоск! Иногда руки чешутся влепить тебе затрещину!

— Да ну?

Нянюшка Ягг ругалась редко, по крайней мере те выражения, которые она обычно использовала, в Ланкре сходили в лучшем случае за «красочные». Разумеется, выглядела нянюшка так, словно за словом в карман она не лезет, причем всякий раз это новое слово, однако ведьмы, как правило, тщательно следят за своим языком. Никогда не предскажешь, какой фортель выкинут слова, оказавшись за пределами слышимости. Но сейчас нянюшка все же не сдержалась и тихонько выругалась — и в сухой траве под ее ногами на миг расцвели язычки огня.

Впрочем, это пришлось кстати. Нянюшка теперь как раз настроилась на подходящий для Проклятий лад.

Согласно легендам, в давние времена Проклятия испытывали на живой цели (в смысле, изначально живой), но впоследствии дружным голосованием постановили, что негоже портить семейный праздник, и вот уже несколько столетий Проклятиями осыпали исключительно Чарли-Недолю, который, как ни крути, всего-навсего огородное пугало. А поскольку цель проклятий почти всегда рассудок и душа проклинаемого, возникли определенные трудности, ибо тыкву мало трогает даже «Да чтоб у тебя солома сгнила! Да чтоб у тебя морковка отвалилась!» Так что очки начислялись за стиль и изобретательность.

Испытание с Чарли-Недолей было далеко не решающим, так как значительных очков не приносило. Впрочем, однажды матушка Ветровоск все же умудрилась заставить тыкву взорваться. До сих пор никто не сумел разгадать, как ей это удалось.

Что бы там ни выходило по сумме баллов, под вечер всем станет ясно, которая из ведьм на самом деле победила. Да, можно взять приз «Самая остроконечная шляпа» или стать лучшей в выездке помела, но все это работа на публику. Главное — Коронный Номер, он-то и определит победительницу. Кое-кто трудился ради этого все лето.

Нянюшка вытянула последнюю, девятнадцатую, очередь. В этот раз на Испытания собралось немало ведьм. То тут, то там в толпе мелькали черные остроконечные шляпы. Слухи о том, что матушка Ветровоск в нынешних Испытаниях участвовать не будет, мигом разлетелись по округе — новости в оккультной среде распространяются быстро, ведь им не нужно полагаться на земные средства передвижения.

Обычно две ведьмы уживаются друг с дружкой примерно как две кошки, которых засунули в тесный мешок. Однако на кошек ведьмы похожи не только этим: иногда, в урочное время и в урочном месте, на нейтральной территории, они встречаются для мирных переговоров. Вот и сейчас на поле Испытаний вершился сложный, медленный танец…

Ведьмы прохаживались кругами, обменивались приветствиями, радостно встречали вновь прибывших. Ничего не подозревающему стороннему наблюдателю показалось бы, что он присутствует на встрече старых добрых подруг, и отчасти так оно и было. Но нянюшка искушенным оком подмечала, что ведьмы очень аккуратно выбирают позиции, взвешивают силы противника, награждают соперниц взглядами тщательно отрегулированной пристальности и долготы…

А когда ведьма (особенно малознакомая, чьих истинных сил пока еще никто не знал) оказывалась на огороженной веревками арене, остальные мигом находили предлог не спускать с нее глаз — и лучше всего украдкой. Они действительно напоминали кошек. Те тоже подолгу внимательно разглядывают друг друга, и, когда доходит до драки, попросту заверяют росписью и печатью нечто давно решенное.

Все это нянюшка знала. И еще она знала, что по преимуществу ведьмы — добрые (по большому счету), щедрые (к достойным; недостойным обычно воздается с лихвой), ласковые (с робкими и скромными) и в общем и целом искренне преданы своему ремеслу, которое приносит больше шишек, нежели почета и наград. Многие придерживающиеся традиций ведьмы жили в леденцовых и пряничных домиках, хотя кое-кто из молодежи проводил опыты с разными сортами хрустящих хлебцев. И детей в печке никто давно уже не жарил (хотя некоторым оно пошло бы только на пользу). В основном ведьмы занимались своими обычными ведьмовскими делами: облегчали соседям пришествие в этот мир и отбытие в мир иной, а в промежутке пособляли им преодолевать те с виду непреодолимые препятствия, что порой ставит перед нами жизнь.

Вообще, ведьмовство требует от человека особых качеств. Особого слуха, ибо общаться с людьми приходится в обстоятельствах, располагающих к откровенности: всякое могут понарассказать — где закопаны деньги, кто на самом деле отец того или другого ребенка, и откуда опять взялся фингал под глазом. И особого языка — такого, который постоянно остается за зубами. Чужие тайны — это власть. Власть приносит уважение. А уважение нужно отрабатывать.

И еще, всякая ведьма очень четко знает, какое положение занимает в семье среди своих сестер. Хотя о каких сестрах может идти речь, ведьмы — это сборище закоренелых единоличниц, а ведьмовская сходка — это не шабаш вовсе, а локальная, небольших масштабов война… В общем, каждая ведьма точно знала свое место, и эта негласная табель о рангах не имела никакого отношения к традиционному толкованию положения в обществе. Вслух ни о чем таком никогда не говорили. Но если умирала старая ведьма, товарки-соседки обязательно сходились на ее похороны ради нескольких последних слов и потом в гордом одиночестве отправлялись по домам, а в голове у каждой вертелась коротенькая мыслишка: «Так, теперь я переместилась вот сюда».

За новенькими же ведьмами наблюдали чрезвычайно внимательно.

— С добрым утречком, госпожа Ягг, — послышалось у нянюшки за спиной. — Надеюсь, ты в добром здравии?

— В добром, в добром. А твои дела как, госпожа Шимми? — улыбнулась нянюшка, поворачиваясь.

Картотека в ее голове сразу выдала справку: Светия Шимми, живет со старой мамашей рядом с Тенелесьем, нюхает табак, любит животных.

— Как здоровье твоей матушки?

— Да схоронили ее в прошлом месяце, госпожа Ягг.

Светия Шимми нравилась нянюшке Ягг. В основном потому, что виделись они крайне редко.

— Идут годы, идут… — покачала головой нянюшка.

— Но я все одно передам, что вы о ней справлялись, ей будет приятно, — сказала Светия и стрельнула взглядом в сторону арены. — А что это там за толстушка там? Тяжко ей, верно, живется с такими формами…

— Агнесса Нитт.

— Но голос у нее в самый раз для проклятий. Услышишь такой — сразу поймешь, не здоровья тебе желают.

— Ага, голосок девушке что надо достался, — вежливо откликнулась нянюшка. — Ну и мы с Эсме Ветровоск кой-что присоветовали, — добавила она.

Голова Светии тут же повернулась в другую сторону.

На дальнем краю поля, у Счастливого Котла, маячила одинокая розовая фигурка. В этом году данный