излагает свое дело.

— Молодежная организация «Спартак» добивается истины. Вот устраиваем доклад Михи Цхакая: «Итоги и перспективы Октябрьской революции». Пожалуйте, Ной Николаевич, и оппонируйте Цхакая. Приводите свои доводы!

Жордания удивленно восклицает:

— Разве вы до сих пор не определились, не их соратник?

Дзнеладзе, особенно четко выговаривая слова:

— Господин Жордания, лично я свой выбор сделал давно, я в партии большевиков с семнадцатого года, как только позволил возраст. А в «Спартаке» сотни молодых людей, еще колеблющихся. Приходите, боритесь за них на равных!

Деваться некуда. Маскировки ради надо обещать — такова уж служба Ноя Николаевича.

— Да-да, обязательно буду. Очень интересно!.. И лучшие пожелания от меня батоно Михе. Нам с Цхакая не впервые скрещивать шпаги. И с вашим уважаемым Владимиром Ильичей доводилось не раз… Было, было…

Вечером десятого октября цирк братьев Есиковых переполнен молодыми рабочими, ремесленниками, учащимися. К восьми часам, как условлено, приходит Цхакая, начинает доклад. Жордания нет и не будет. Вместо него прибывает начальник особого отряда — так именуется меньшевистская охранка — Кедия. С ним несколько десятков «народных гвардейцев».[2] Раздается резкая команда: «Никаких рассуждений! Немедленно разойтись!!» Той же ночью арестован и увезен в Метехский тюремный замок Борис Дзнеладзе. С ним и остальные организаторы митинга.

Подавление живой мысли, преследования, репрессии — не прискорбное исключение и еще меньше своеволие исполнителей, это государственная политика «свободной Грузии». Второй после Жордания лидер меньшевиков — Евгений Гегечкори — покорнейше заверяет в Екатеринодаре [3] генерала Деникина на совместной конференции белогвардейцев и кавказских националистов: «По вопросу об отношении к большевикам могу заявить, что борьба с большевиками в пределах нашей республики беспощадна. Мы всеми имеющимися у нас средствами подавляем большевизм, и я думаю, что в этом отношении мы дали ряд доказательств, которые говорят сами за себя…»

Впереди многие месяцы жесточайшего террора — смертные приговоры, убийства «при попытке к бегству», расстрелы из пулеметов рабочих митингов и сельских сходов. Испытания, далеко не всем посильные. Тогда и появится запись в самодельном блокноте Михи Цхакая:

«Этот удивительный юноша Борис в 1918 году на моих глазах настолько вырос и возмужал, настолько развились его способности, что во всех организационно-политических мероприятиях начатой тогда нами нелегальной работы он разбирался с поразительной быстротой и заслуживал такого же доверия, как революционер, закаленный долголетней борьбой».

Главнокомандующий британских военных сил в Закавказье генерал Форестье-Уокер находит возможным разрешить литератору, редактору официозных меньшевистских издании Сеиду Девдариани прочесть в тифлисском оперном театре лекцию «Ужасы большевистской азиатчины. Личные наблюдения».

Начало лекции достаточно привычное: «В Грузии большевизм абсолютно невозможен!» Тут же в полное подтверждение на публику обрушиваются белые, черные, почти совсем желтые — какая нашлась бумага — листы.

«Мы против меньшевиков, мы за Советскую власть, мы твердо стоим па платформе Коммунистической партии!..

Организаций молодых коммунистов «Спартак».

Прокламация «Спартака», подпольные его издания — не ошеломляющая тифлисцев новизна. В немалых количествах расходились они по городу и в минувшем, восемнадцатом, году. Не редкость и выступления против меньшевиков. Не одному Девдариани приходилось торопливо сбегать. Но чтобы так, в лоб, с таким предельным вызовом: «Организация молодых коммунистов»!.. Это из событий чрезвычайных, дотоле неслыханных.

И обновленный «Спартак», изрядно пополненный рабочими парнями ив Надзаладеви — это как Выборгская сторона в Петрограде, Красная Пресня в Москве, — только-только начинает свой особый отсчет времени. С нелегальной конференции 31 марта — 2 апреля девятьсот девятнадцатого года.

Борис Дзнеладзе, докладчик о новом уставе, неуступчив до предела:

«Членом коммунистической организации молодежи «Спартак» может быть лишь тот, кто безоговорочно признает Программу Коммунистической партии и ее идейное руководство. Также необходимо согласие с тем, что «Спартак» — неотделимая часть Российского Коммунистического Союза Молодежи. Устав, принятый на первом съезде РКСМ, одинаково обязателен для Москвы и для Тифлиса. Это первооснова. Полностью приемлешь — оставайся. Колеблешься — уходи с миром. Борьба в условиях, сложившихся на Кавказе, требует чистоты воззрений, непреклонности, немалой доли суровости».

Положения этого устава обязательно надо сравнить с тем, что защищалось в начале пути — на учредительном собрании «Спартака» в клубе на Авлабаре.

«Слова «социалисты-интернационалисты», а не «социал-демократы-большевики» были выбраны нами не случайно, — рассказывает тогдашний секретарь Тифлисского комитета партии Анастас Микоян. — Имелось в виду, что такое название облегчит приток в наш союз тех левых элементов из молодежи, которые еще не самоопределились как большевики, но склонялись к нашей тактике в революции».

Теперь на конференции подчеркнуто твердо, чтобы никаких разночтении, названа политическая принадлежность — верность большевизму, солидарность с российским комсомолом.

На последнем заседании конференции «Спартака» — выборы руководящего центра. Называют его бюро Тифлисского комитета. А направлять, налаживать работу ему по всей Грузки, в большей части Армении. Все голоса за то, чтобы Дзнеладзе возглавлял бюро, Борис не отказывается. Просит лишь разрешения на время отправиться в Озургетский уезд — в места, где прошло его невеселое» сиротское детство.

В Западную Грузию, в селение Бурнати, Борис с братом попали, скитаясь после смерти родителей. Свой очаг у семьи Дзнеладзе был в Гори. Старый отчий дом у железной дороги. Родился Борис там 19 августа. Год точно неизвестен. Не то тысяча девятисотый или девятьсот первый…

Существует версия, будто, вступая летом семнадцатого года в Тифлисскую организацию РСДРП, Дзнеладзе один год себе добавил, указав в анкете: «Родился в 1900 году». Проверить теперь невозможно.

Оттуда, из Западной Грузин, родом и Ной Жордания. Там, в крестьянском крае, давний оплот меньшевизма. В понимании Бориса именно в Озургетах, или, как говорят грузины, в Гурии, ему теперь надлежит искать крестьянских парней и создавать организацию молодых коммунистов.

Если весной в патриархальных гурийских селениях за Борисом шли одиночки, то осенью за Борисом в его повстанческий отряд устремляются десятки людей, убежденных в невозможности поступить иначе. Сражаться с карателями гурийские спартаковцы будут в местах наиболее трудных, продержатся дольше других. И никому так яростно не будут мстить цепляющиеся за власть меньшевики. Не миновать тогда озургетской тюрьмы и Дзнеладзе. Начиная с ноября он будет пять раз арестован, дважды выслан из Грузии.

Пока же Борис отправляется в Баку на началах вполне добровольных. «Общим желанием, общим требованием тифлисского «Спартака» и Бакинского интернационалистического союза рабочей молодежи является, — сообщает Дзнеладзе подпольному краевому комитету партии, — созыв Кавказской объединительной конференции организаций молодых коммунистов».

Крайком согласие дает. Начало конференции 22 сентября в Баку. Там по сравнению с Тифлисом дышать чуть свободнее. Рабочий класс сильнее, организованнее, умеет постоять за себя. Заседая в Центральном рабочем клубе, молодежная конференция в относительной безопасности.

Дебаты шумные. Характеры кавказские, горячие, за острым словом никто в карман не лезет. Далеко не сразу достигается согласие между «спартаковцами» и «интернационалистами». По нескольку раз выступают делегаты. И Борис Дзнеладзе в том числе. А решение единодушное: «Никакой отчужденности, никаких разделений! Быть общекавказской организацией Российского Коммунистического Союза Молодежи. Для руководства — краевой комитет РКСМ».