столь разборчив.
— Как тебя зовут? — не отставал гитарист. — Стетсов не особенно интересует музыка, они будут только вечером.
Хотелось соврать что-нибудь подходящее, но обстановка серьезно действовала мне на нервы. Иногда просто не можешь заставить себя солгать, как ни стараешься.
— Меня зовут Грайнд.
Я зашагал к выходу и ушел из «Greed», закрыв за собой нечто большее, чем просто дверь занюханного кабака. Если для того, чтобы играть мою музыку, нужно уничтожить существующий порядок, теперь я был готов сделать это.
В Тиа-сити стояла чудовищная жара. Мутное око залива подернулось пленкой, туман висел повсюду, заполняя город испариной умирающего от лихорадки. Ветер сник, не в силах пробиться через горячие облака. Небо плавилось, стекая на шпили корпоративных зданий. Здания накалились, словно противни. Вены взбухали, тела превращались в тряпку. Мы с Гарри чувствовали себя пареными личинками, поэтому сидели в номере, ругая систему охлаждения отеля и играя в игры, где миры были более приспособлены для проживания людей.
Я бродил по улицам воссозданного Нью-Йорка 1970-х, посетив несколько рок-клубов, детально нарисованных дизайнерами, и послушав выступление «The Ramones». Я очень мало знал о музыке того времени, но она тянула меня инстинктивно, вне контроля разума, щекотала тембром, слова песен выглядели свежими, а декаданс в них противоречиво сплетался с настоящей жаждой жизни. Уровень был дипломной работой неизвестного психодизайнера и являлся частью многоярусной системы исторических и архитектурных иллюзий. Большинство из них — недостроенные дилетантские попытки что-то смоделировать, и Нью-Йорк на их фоне смотрелся завершенной системой.
Сначала приключение было средством избавиться от прелых запахов и неполноценного воздуха Тиа- сити, рисующего в мозгу картину заполненного трупами залива, — тело могло выносить эту вонь только в наркотическом беспамятстве. Но чем дальше, тем сильнее я углублялся в тщательно восстановленный город. Он был мне неведом и незнаком, но я быстро привыкал к каждому закоулку, дышал его ветром, сидел под его мостами, слушал грохот ползущих вдаль локомотивов. Очарование ретро полностью захватило меня. Ни одного фрика КЕ, тысячи людей на улицах, ни одного инопланетника или инфоэкрана, бумажная реклама, которую можно сорвать, никакого вирта, глянец отелей, разнородные потоки стремящихся куда-то жителей, живущие в картонках с надписями бомжи на окраинах, негритянские районы. Я хотел услышать доносящийся из приемников «Smells like teen spirit», я искал его, словно подружку.
Информация о том, сколько людей здесь настоящие визитеры, а сколько — ИИ, мне была недоступна, хотя логика подсказывала, что подобные вещи вряд ли интересуют многих. Я испытывал их, но обитатели виртуального города реагировали так, что мне редко удавалось уличить их в симуляции. В Тиа-сити это вообще непросто, учитывая, какие придурки здесь живут. Я рылся в титрах, желая обнаружить координаты разработчиков, сконструировавших такую точную подмену реальности, но в них стояли ничего не значащие и никуда не ведущие имена. Тяга к уничтожению гасла, заменялась хрупкой любовью к вирту, легко побеждающему жизнь в мусорном ведре Тиа-сити. Нью-Йорк заражал каким-то детским интересом, сотни дорог разбегались в разные стороны, саксофонист играл на углу, негры-дилеры пытались всучить допотопный порошок. Я простаивал у витрин с электрогитарами часами, хотя далеко не все из них казались мне скрупулезно исполненными. Можно было устроиться поиграть в каком-нибудь клубе на подхвате, но я сдержался из боязни слишком привыкнуть к этому месту.
Священник в это время экспериментировал с эс-пи — он упрямо пытался найти подходящую для него дозировку. Гарри был уверен, что существует комбинация стимуляторов, которая позволит свести на нет побочные эффекты эс-пи. Он тратил остатки наших денег на то, чтобы испробовать разные рецепты. Иногда проще было пообщаться с механическим зомби, потому что постоянный допинг Гарри так ускорял его мысли, что, будучи изложенными, мне они казались отрывистым бредом, лишенным всякого смысла. Бывший священник в эти моменты превращался в гиперактивного шайтана.
Он считал, что следующим шагом, который поможет нам продолжить завоевание сетевой славы, являются знания женщины-психодизайнера. Гарри допускал, что ее появление носит корыстный характер, по привычке не доверяя ни на грош, и проворачивал в голове комбинации по использованию статуса Стар. Возможная двуличность женщины его не только не настораживала, но даже являлась дополнительным стимулом сыграть партию с кукловодом и прикрепить к тому свои ниточки. Данные по обучению психодизайнеров, которые мы нашли, были скудны, в большинстве своем упираясь в платные хранилища, где за каждое слово объяснения нужно было платить в геометрической прогрессии. Стоило прочесть несколько несущих смысл предложений, как настойчивое окошко требовало денег. Гениальная выдумка, уничтожающая любопытство на корню.
Я поискал в титрах к заставке «Тьмы на троих», чтобы выяснить полный список ее работ, но ничего не обнаружил. Психодизайнеры были даже не профессионалами, а представителями закрытой секты. Они высоко ценились, им позволяли очень многое — вещи на грани фола. Чтобы пережить что-то, получить новый опыт, психодизайнеры могли ввязываться в любые переделки, иначе линии поведения героев будут страдать неестественностью. Курс подготовки, судя по скудным данным, включал в себя как обучение психологическому сканированию и тренировку памяти, так и более неординарные курсы, которые мне казались больше похожими на пытки. Гибрид брухо, наркомана, историка, художника и палача. Однажды я проснулся и почувствовал ее запах.
Стар сидела в углу, из маленькой головы торчало около десятка тонких щупов, напоминающих иглы. Полные болотной воды глаза видели несколько измерений сразу, зрачки пульсировали. Ее руки были покрыты старыми порезами, которые приобрели синеватый оттенок. Рыжая ткнула в меня тонкими пальцами, как пучком китайских палочек. Нечеловечески, но добродушно.
— Здравствуй, Грайнд.
Вкрадчивая хрипотца, сначала рождающаяся внутри глотки, чтобы превратиться затем в ультимативное, низко вибрирующее слово.
— Что с тобой? — я махнул рукой на иглы.
— Рисую.
— Нас?
— Надо ведь как-то оправдывать то, что я нахожусь здесь, — она встала и начала ходить около окна, водя рукой по казенным портьерам. — К тому же священник стоит внимания. Механический Анубис, обманутый Локи, жертва предопределения, трикстер, вернувшийся из загробного мира. Рисовать его — словно скользить по простыне.
— Покажи, — проглотил комплимент Гарри. — Хочу знать, как ты это делаешь.
— Как скажешь, — отсутствующе улыбнулись губы Стар.
Неприличный голос, он как будто натягивал между нами лохматые веревки. Я был заинтригован. Рыжая осмотрела станцию, извлекла из кармана разношенных джинсов переходник, подключилась и закрыла глаза. Ее лицо превратилось в полиэтиленовую пленку, на которой можно выложить любое выражение, любую фигуру, глаза уставились в стену, меняя выражение. Стар стала пьесой, сценой и актерами одновременно, это выглядело гораздо хуже, чем сумасшествие. Но я бы соврал, если бы сказал, что меня не интересовало то, что находится внутри надменной головы Стар.
Она вырвала провод из гнезда, кинула его на пол, села рядом. Короткие, нелогичные движения.
— Заходишь в любой редактор уровней Среды — и запускаешь.
Гарри открыл файл, включил «вилку», одним махом нацепил очки и нажал кнопку, запускающую процесс. Священник оцепенел, это продолжалось минут пять, потом его пальцы заметались по панели, пытаясь нащупать выход, они дергались, впиваясь в кнопки. Спустя миг Гарри сорвал очки.
— Ну и дрянь!
Стар хихикала, держась за пятки. Иглы в ее голове покачивались.
— Довольно страшно, — священник легко взял себя в руки. — Только я не понял, при чем тут мы.
— Для обычных дизайнеров требуется план. Они похожи на архитекторов. Рисуют основу, потом прогибают ее под сюжет. Заполняют моделями. У меня все получается иначе. Если я в настроении, то