обтрепанный, привядший букет под мышку и решительно сбежал вниз по лестнице.
— Давид! — бросился за ним Кречетов. — Куда?
— Пойду до ней.
Майор забежал вперед, растопырив руки:
— Зачем? Куда?.. Спокойно, Давид! Не надо нервов! Не пришла — и очень хорошо! Теперь тебе надо проявить характер…
— Какой характер? — процедил на ходу Гоцман. — Я шо ей, пацан, шо ли?
— А бежать собираешься как пацан.
Гоцман остановился, мрачно уставившись в землю.
— План такой, — быстро заговорил майор, — сейчас мы идем в театр. Смотрим дальше. Скоро там будет дуэль Онегина с Ленским… Ленский поет знаменитую арию «Куда, куда, куда вы удалились…». Потом его убивают. Дальше там слушать в общем-то нечего, ну разве что полонез и арию Гремина… Потом мы садимся и все спокойно обдумываем.
— Та шо тут думать?! — вскипел Гоцман и снова зашагал, но уже в другую сторону.
— Куда опять? — нагнал его майор.
— Цветы выкину.
— Зачем? Отдашь на сцену…
— Я ей купил, — сквозь зубы процедил Гоцман.
Он яростно пихнул букет в ближайшую урну, потом шваркнул по нему подошвой лакированной туфли.
— Ты еще в него из пистолета выстрели, — сочувственно глядя на Давида, посоветовал Кречетов. — Как Онегин в Ленского…
— Стрелять не буду, — неожиданно серьезно отозвался Гоцман. — А ее из сердца — вырву! Пошли!.. — И он повернул к театру.
— «Позор… Тоска-а-а… О, жалкий жре-е-ебий мой», — тихонько пропел майор, быстрым шагом нагоняя приятеля.
Но до театра они не дошли. В нескольких шагах от входа Давид решительно спетлил налево, увлекая за собой ничего не понимающего Кречетова…
Через два часа оба, пошатываясь, стояли за высоким столиком в прохладном, просторном подвале бадеги — так в Одессе назывались винные погребки. Существовали они в городе еще до революции. Дальнейшая суровая эпоха железной рукой выкорчевала это позорное наследие царского режима, но во время румынской оккупации бадеги вернулись, будто и не пропадали на двадцать лет. После освобождения их пока не трогали, и одесситы вовсю пользовались услугами уютных подвальчиков. Тем более что они были чуть ли не единственным местом в Одессе, где можно было спастись от удушающей жары…
— Нет, Давид, — настойчиво повторял Кречетов, вцепившись рукой в обитый шелком лацкан друга. — Нет, Давид, ты послушай меня… Ты глубоко не прав. Я тебе прямо скажу — глубоко. А прав был Фима. Вот ты мне сейчас рассказал, как он перед смертью тебе сказал мудрую фразу: их нет, а ты должен жить… И в этом глубокий смысл, Дава, глубочайший!.. Это, можно сказать, завещание Фимы, которое ты должен оправдать!.. Твою семью не вернуть, как не вернуть твои ушедшие годы… Наливай…
А Нора — вот она, дивная, несравненная, своенравная, не похожая ни на кого женщина, которая принесет тебе счастье!..
Гоцман, несколько удивленный красноречием приятеля, чокнулся с ним. Виталий одним духом выпил крепкую кислятину, которая, видимо, по старой памяти называлась в бадеге «лучшим вином прямиком с виноградников короля Михая», поморщился. К офицерам осторожно приблизился немолодой хозяин заведения:
— Я шо хочу за вас предупредить, дорогие товарищи… Вы, конечно, очень крепко поддержали мою бадегу деньгами, купив шесть литров самого лучшего бухарестского вина… в других бадегах такого, кстати, нету. Но поймите ж и мою натуру. Жена наверняка ж думает, шо меня уже пристрелили в темной подворотне, и сходит с ума на весь двор. А мне на Мясоедовскую. Поимейте совесть, товарищи… А так мы же завсегда милости просим.
Вместо ответа Кречетов показал хозяину удостоверение сотрудника военной прокуратуры с единственным комментарием: «Уйди».
— Слушай, Виталий… А ты откуда за дуэль Онегина знаешь? — вдруг спросил Давид, когда хозяин с горестным вздохом вернулся за свою стойку.
Кречетов слегка оторопел от неожиданности:
— В смысле?..
— Ну-у… знаешь, когда она будет, кто кого там убил…
Виталий засмеялся:
— Так я же ходил на эту оперу. Еще когда в Москве учился… Ленского Лемешев пел…
— А в чем суть-то там, чего они друг в друга пуляли? — допытывался Давид.
Кречетов похлопал его по плечу:
— Надо тебе «Евгения Онегина» прочесть…
— Как прочесть?.. Это ж — опера… Там же поют. Шо ж читать-то?..
Майор решительно разлил остатки вина:
— Давай-ка, Дава, выпьем. А то тут без стакана не разобраться…
Перед высокими железными воротами автобус, который вез офицеров с аэродрома, остановился и коротко просигналил два раза. Металлические створки дрогнули, размыкаясь, и тут же снова сошлись, когда автобус въехал во двор.
— Для вас подготовлены номера в гостинице нашего округа, — объяснил невысокий майор, сопровождавший гостей. — Пожалуйста, располагайтесь, отдыхайте. Завтра утром перед вами будет поставлена боевая задача… А вас, товарищ капитан, — он обратился к старшему по группе, — прошу следовать за мной.
Длинный гостиничный коридор был освещен тусклыми электрическими лампами. Казалось, этаж, по которому идут майор и капитан, вымер — из-за дверей не доносилось ни единого звука, никого не было и на том месте, где обычно сидит бдительный дежурный по этажу.
Перед одним из номеров майор остановился, аккуратно постучал. Открыл дверь и жестом пригласил Русначенко войти. Место кроватей, платяных шкафов, зеркал и умывальников в этом номере занимали большой письменный стол, освещенный настольной лампой, и несколько стульев вдоль стен.
— Здравия желаю, товарищ полковник, — произнес капитан, увидев поднимающегося из-за стола высокого офицера с тремя звездами на погонах. — Гвардии капитан Русначенко прибыл в ваше распоряжение.
— Здравствуйте, товарищ капитан. Я — начальник Управления военной контрразведки МГБ Одесского военного округа полковник Чусов. Присаживайтесь.
Русначенко подождал, пока усядется полковник, и сел на жесткое сиденье стула.
— Нашим командованием, — негромко заговорил Чусов, — перед вами и вашими коллегами, приглашенными из других округов, будет поставлена несколько необычная задача. Подробнее всем прибывшим я расскажу о ней на собрании, которое состоится утром. А вот вам, товарищ капитан, придется узнать о сути этой задачи прямо сейчас. И не только узнать, а и на своем примере проверить, насколько эта задача по плечу нашим разведчикам, прошедшим огонь Великой Отечественной…
На неподвижном лице Русначенко отражалось только внимание.
— У вас, вероятно, может возникнуть вопрос: почему именно на вас пал наш выбор? — продолжил Чусов. — Ну что же, секрета тут никакого нет. Вы Герой Советского Союза, бесстрашный фронтовой офицер, безупречный коммунист… Кому же, как не вам, первому оправдать высокое доверие, возложенное на наших разведчиков Маршалом Победы — Георгием Константиновичем Жуковым?..
— Я готов выполнить любое задание командования, товарищ полковник.
Чусов остро взглянул на капитана:
— Прекрасно. Скажите, вы знаете Одессу?
