Глава десятая,
в которой детям до шестнадцати очень хочется попасть в кино
Если оставалось время до звонка, ребята собирались в группки и говорили, говорили, говорили, как будто расстались не вчера, а год тому назад.
Володя тоже мог поддержать разговор. На этой неделе он водил Дина в кино на «Марию-Мирабеллу», а по телевизору они смотрели «Транссибирский экспресс».
— А как он того дверью, а? — вставил свое слово Володя.
Все ахали и ухали, обсуждая драку. И почему это из фильма запоминаются именно драчливые сцены?
— Ага, ага, — поддакивали в ответ смотревшие, а не смотревшие с завистью шмыгали носами.
— А он сиганул через окно и по вагонам! А тот лежит, вот умора! — рассказывал, что посмешнее, Володя. И все дружно смеялись вместе с ним.
В таком разговоре можно было даже обходиться без слов, а только намекнуть: ребята и так легко догадывались, о чем идет речь. Кто не посмотрел новый фильм — сразу выпадал из коллектива. Не о чем с ним было беседовать. Да и невозможно. Ведь он ничего не понимал в самых простых разговорах. Вроде такого:
— А он его…
— Ага, а потом как бабахнет.
— А тот…
— Угу!
Кто видел один фильм, кто — другой, но только Остапущенко смотрел все фильмы подряд. Он мог пересказать даже такой фильм, который никому увидеть не удавалось, куда дети до шестнадцати, к сожалению, не допускаются. Потому что Остапущенко повезло: у него дядя — киномеханик! А это расценивалось даже повыше, чем дядя — генерал. Остапущенко мог снисходительно слушать все эти детские разговоры и одной своей фразой осадить любого:
— Это все ерунда, а вот я видел…
Да что там говорить! Ведь он мог смотреть любой фильм столько раз, сколько хотел. Поэтому последнее слово всегда оставалось за ним.
После уроков, идя домой, Володя и Дин замедлили шаги возле киноафиши. На ней из перевернутой машины выпрыгивал человек с пистолетом. Вот это да! А ниже: «Дети до шестнадцати не допускаются». Володя вспомнил Остапущенко и вздохнул. Потом вопросительно поглядел на Дина.
Дин понимающе кивнул, и вскоре к кассе подошли двое старичков, удивительно похожих друг на друга. Только бороды у них были разные: у одного — рыжая, у другого — черная. Старики-близнецы купили билеты и двинулись к контролеру. Тут один из них немного струсил. Он затряс бородой и решил спрятаться за другого, чтобы пройти незаметно: а вдруг контролер что-то заподозрит, увидев его школьный портфель? Этот страх передался и другому старику. Так, прячась друг за друга, они прошмыгнули в фойе. Все, к счастью, обошлось благополучно.
Старики походили в ожидании, съели удивительное для их почтенного возраста количество мороженого и наконец направились в зал.
Не спеша, с преувеличенным кряхтением поднимались они по лестнице. Вошли в зал и… остолбенели. В ближайшем к двери кресле сидел… физик Николай Федорович и рассеянно рассматривал входящих.
Старики разом круто повернули и побежали вниз, сбивая с ног поднимавшихся в зал зрителей. Они даже забыли о том, что старикам положено и бегать спокойно. Но о чем тут говорить, если раз в жизни собрались на такой фильм и так не повезло!
На лестнице им попался Остапущенко. Надо было спасать товарища.
— Назад! Назад! — прошептал ему старик с рыжей бородой. — Там ОН!
Остапущенко оторопело смотрел на стариков. Он никак не мог понять, чего же от него хотят. Тогда старики, не сговариваясь, подхватили его под руки и понесли из кинотеатра.
Как Остапущенко ни вырывался, старики вынесли его на улицу, подмигнули друг другу и потащили к афише.
— Тебе сколько лет? — строго спросил старик с рыжей бородой. Остапущенко втянул голову в плечи.
— Читать умеешь? Тут написано: «Не допускаются». Из какой, говоришь, школы?
— Я не буду больше, — затряслись у Остапущенко плечи. — Честное слово, дедушки, не буду.
— Ладно, ладно, — погладил его по голове старик с черной бородой, — расти большим, внучек, хи- хи.
И оба громко захохотали. Они уже отошли далеко, а Остапущенко все не мог оторвать взгляда от школьного портфеля одного из стариков. Где-то он его видел!
Глава одиннадцатая,
в которой звездам не сидится на месте
— Давай пройдемся, — предложил Дин, когда стемнело, и Володя с радостью согласился.
— Сегодня, мне кажется, я должен встретить Звездочета, — задумчиво сказал Дин, когда они вышли на улицу.
— Какого Звездочета? И откуда ты знаешь?
— Я чувствую, что сегодня. А сказал мне о нем Строитель воздушных замков. Помнишь, когда мы в первый раз взлетели без тебя.
Вдруг невдалеке от ребят что-то шлепнулось, заклубилось паром и пробуравило в земле небольшую ямку.
Володя и Дин подбежали и заглянули в нее: на дне мерцало что-то золотистое.
— Эх, выронил… — услышали они над собой голос. Подняли головы, но ничего не увидели.
— А ну-ка, отойдите, — кто-то невидимый бесцеремонно отодвинул ребят в сторону. — Вот где она прячется!..
Неизвестно откуда появилась рука, нырнула в ямку и вытащила оттуда самую настоящую звездочку, мерцающую и искрящуюся, словно бенгальский огонь.
Володя и Дин оглянулись: перед ними стоял высокий худой человек с колпаком в руке. Лицо его светилось радостью.
— Каждая звезда должна знать свое место, — объяснил он ребятам. — Карту звездного неба видели? Ну вот. А они все норовят куда-то сбежать, стоит только отвернуться. Вот и приходится ловить этих беглянок и на место доставлять. Видите, в каком колпаке-невидимке я вынужден ходить, это чтобы они меня не заметили и не спрятались. Теперь эту звезду на место прикрепить надо.
— А какая разница: там она или тут, — пожал плечами Володя.
— Звезды на небе — все равно что светофоры на земле. Где можно повернуть, где нельзя, где можно остановиться, где запрещено. Сам понимаешь — знаки всегда в полном порядке должны быть.
— Тогда конечно, — откликнулся Дин. Звездочет — а это был несомненно он — обрадовался, что его понимают, и продолжал:
— Звезда — как птица. Словить ее трудно, а подманить можно. Одна Полярная звезда смирная, а другие — куда там. За ночь так набегаешься, что ног под собой не чуешь. Ну чего ты, чего, — стал он успокаивать пойманную звезду. — Сейчас домой пойдем.
— Интересно живете, — вздохнул Володя. — Среди звезд.
— А ты, Дин, тоже так считаешь? — спросил Звездочет.
— Я еще не знаю. Я подумаю.
— Думай-думай. Учись. Мы тут со Строителем за тобой понемножку присматриваем.