Людям всегда было известно, что толпа таит в себе опасность. Очутившись в ее недрах, среди бунтовщиков, законопослушные граждане могут начать грабить и мародерствовать. Люди мягкого и кроткого нрава, оказавшись в толпе, могут, наряду с остальными, громко требовать крови и мщения. Человеческое настроение в высшей степени заразительно. Когда находишься в большой группе смеющихся людей, все вокруг начинает выглядеть веселее. Если попадаешь в озлобленную толпу, эффект получается соответствующий. Иными словами, оказавшись среди толпы, отдельные люди часто ведут себя слегка «ненормально», или, по крайней мере, наперекор своим представлениям о здравом смысле.

Более того, крайне трудно сопротивляться мнению или настроению большой группы людей. Психология толпы требует покорности. Достаточно лишь взглянуть на тиранию аудитории типичного телевизионного ток-шоу. Только определенные идеи, выраженные определенным путем, получают одобрение. Все участники, для полного подчинения, подвергаются интенсивному психологическому давлению. Как отметил английский писатель Чарльз Маккей в своем бестселлере XIX века «Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы», «люди, как хорошо было сказано, мыслят в стаде; они сходят с ума в стаде, а приходят в чувство медленно и поодиночке».

Во второй половине XIX века факт существования таких форм массового поведения произвел огромное впечатление на европейцев. Книги на эту тему — как вышеупомянутая, так и другие (например, «Психология народов и масс» Гюстава Лебона) — были чрезвычайно популярны. Однако считалось, что коллективное «безумие» — преходящее явление. Массовые заблуждения принимают форму «мимолетной прихоти» или «кратковременного энтузиазма». Эмоция охватывает толпу, но затем угасает так же быстро, как появилась. Люди могут вести себя невоздержанно, но вскоре начинают сожалеть о своих поступках.

То, что наблюдалось в нацистской Германии, не только представляло собой проявление психологии толпы в невиданном доселе масштабе, но еще и продолжалось невероятно долгое время. Согласно ряду авторитетных мнений, нацистам удалось добиться такого «достижения», не имеющего аналогов в человеческой истории, благодаря впервые оказавшимся в их распоряжении средствам массовой информации. В частности, радиовещание позволяло нацистской пропаганде проникать в миллионы домов.

Другими словами, нацистская Германия ознаменовала собой начало того, что позднее получило название «массовое общество». В античных тираниях власть принадлежала лишь элите общества. От большинства населения требовалось не вмешиваться в дела правителей и подчиняться им. В отличие от древних культур современное тоталитарное государство мобилизует массы. Людей охватывают энтузиазм и чувство правоты, делая их тиранической силой. Это стало возможным благодаря изобретению средств массового вещания, которые в сочетании с современными техниками пропаганды позволили государству репродуцировать фанатизм и подчинение ограниченных групп людей на целое общество. Так родилось «массовое общество» — порочный продукт СМИ и группового мышления.

Чтобы увидеть, каким образом вышеназванные средства могут способствовать заражению масс определенным настроением, достаточно включить телевизор или немного послушать радио. Классическая американская телевизионная комедия сопровождается фонограммой с записью смеха, а на ток-шоу в студии присутствует публика, и все это для того, чтобы звуки смеха одних людей провоцировали хохот других. Причем эффект не зависит от того, находятся ли хохочущие люди в том же помещении или смех передается на расстоянии. Аналогичным образом радиостанции применяют хорошо известную формулу культивирования гнева или негодования. Общение между ведущим шоу и людьми, звонящими в студию, особенно эффективно для порождения и поддержания коллективной эмоциональной реакции.

Конечно, нацизм представлял собой экстремальный вариант. Но в СССР Сталин довольно ясно продемонстрировал, как техники пропаганды могут использоваться для другой идеологии. В романе «1984» Джордж Оруэлл изобразил несколько более мягкую версию тоталитарного кошмара, предположив, что для внушения массам определенных идей общество может использовать психологический контроль, а не грубое насилие. Многие, кстати, считают: тоталитаризм может проникать в повседневную жизнь еще более коварно и незаметно.

Эти опасения приняли драматический характер во время антикоммунистической истерии 1950-х годов. В 1951 году, после перехода двадцати одного американского военнопленного на сторону Северной Кореи, американский журналист Эдвард Хантер придумал выражение brainwashing — «промывание мозгов». Так он называл процессы контроля над разумом и «переобучения», будто бы применяемые коммунистическими режимами. Эта концепция оказалась чрезвычайно популярной и даже использовалась для характеристики методов, применявшихся нацистами в Германии. Так, английский психиатр Уильям Сарджент в своей классической книге «Битва за разум», вышедшей в 1957 году, утверждал: Гитлер использовал «организованную истерию и массовый гипноз» для мобилизации масс.

Довольно скоро этой темой заинтересовались в военном министерстве США и в ЦРУ Директор ЦРУ Аллен Даллес проявил особый интерес к данной теме, поручив составить специальный отчет о китайской и советской методиках промывания мозгов. Также ЦРУ начало проводить эксперименты с использованием как корейских военнопленных, так и ничего не подозревающих добровольцев с целью выработать собственные совершенные методы промывания мозгов. Поскольку об исследованиях такого рода всем было известно, вскоре критики американского общества начали подозревать, что подобные технологии применяются не только против врага, но и против населения США. Атака Вэнса Паккарда против рекламной индустрии на страницах вышедшей в 1957 году книги «Тайные манипуляторы» была плодом именно этой культуры паранойи. Утверждение Паккарда, что потребителей обрабатывают, воздействуя на их подсознание, породило распространенную боязнь контроля над разумом. Люди были так встревожены подобным предположением, что понадобилось более трех десятилетий, прежде чем этот миф был, наконец, развенчан.

Итак, антикоммунистическая истерия привела к тому, что жители западных стран — членов антигитлеровской коалиции еще в большей степени обеспокоились возможностью постепенного воцарения тоталитаризма. Нам с вами легко оглянуться назад и констатировать, что эти опасения были напрасны. Конечно, в западных странах не произошло никакой эрозии основных свобод. Но тогда никто не был уверен в будущем. В частности, страх пропаганды и психологических манипуляций, которые отождествлялись с ней, быстро распространился на рекламу и средства массовой информации. Даже если не говорить о телевидении, объединение в печатной рекламе визуальных элементов — таких как рисунок, фотография, логотип и дизайн — выглядело в глазах многих аналогом пропаганды Гитлера, целью которой было подавить рациональное восприятие материала и воздействовать на потребителя на эмоциональном уровне. Потенциал для манипуляций и контроля казался зловещим и угрожающим.

Таким образом, многие люди увидели преемственность между современным капитализмом и фашизмом. (Ведь нацизм был «ужасным ребенком» европейской культуры и европейского общества. Поэтому не так уж нелепо выглядело предположение, что те же самые силы, которые привели к появлению фашизма в Германии и Италии, теперь оказывают незаметное влияние в Англии, Франции и США.) Многие начали рассматривать западные демократии в качестве искусно замаскированных разновидностей фашистских государственных аппаратов.

Основные принципы такой критики были изложены еще задолго до Второй мировой войны. В 1932 году английский писатель Олдос Хаксли опубликовал роман-антиутопию «О дивный новый мир». Он изобразил существующее «в 632 году от рождества Форда» общество, идеальное счастье которого достигнуто путем тотальной манипуляции. Благодаря воздействию на гены рабочий класс полностью доволен монотонной обязательной работой. Праздных представителей высшего общества систематически пичкают «сомой» — наркотиком, притупляющим чувства, вызывающим ощущение благоденствия и отбивающим желание задавать слишком много вопросов. Индивидуальность подавляется как в прямом, так и в переносном смысле: все представители этого общества являются клонами.

В послевоенную эпоху многим людям с левыми убеждениями казалось, что объяснение недостаточной революционной активности со стороны трудящихся заключается в манипуляциях именно такого рода. В отличие от религии, сулившей рай после смерти, реклама сулила рай прямо за углом: покупку нового автомобиля, частного дома или приспособления, облегчающего труд. Потребительские товары стали новым опиумом для народа — сомой реальной жизни. Марксистам казалось: реклама — не просто призыв купить определенные товары, а пропаганда капиталистической системы. Она породила то, что стали называть