— Кто вы?
Он отошел, уступив Айви место рулевого, и прислонился к поручням. На этот раз он не протянул руку, не дотронулся, словно заранее знал, что она отшатнется. Она подошла ближе. Плащ раздувало ветром, пряди волос выбивались из небрежно заколотой косы, но в эту минуту ее интересовал лишь его ответ.
Человек смотрел в океан — на волны, бьющие о борт корабля и осыпающие их холодными солеными брызгами.
— Капитан, — произнесла она со всем возможным презрением, — ваше имя не Джон Ганн.
— Нет. Меня зовут Джон Патрик Сазерленд. И вы бы все равно скоро об этом узнали.
Сазерленд. Родовое имя семьи, отказавшейся от Ноэля Марша.
— Вы доктору Маршу приходитесь?..
— Единоутробным братом, — подтвердил он, не сводя с нее пытливого взгляда.
— Значит, он…
— Нет, он такой же приверженец короля, как и вы. Ему просто не повезло, что брат у него мятежник.
— Но он знал…
— Эй, он знал, но как поступили бы вы, если на вашем пороге оказался бы ваш отец, которого ранили в междоусобной войне? Что, если бы он умирал? Неужели вы бы от него отказались?
— Значит, доктор Марш тоже злоупотреблял нашим доверием, — сказала Аннетта, не обращая никакого внимания на Джона Патрика.
Она едва-едва не задохнулась от возмущения. Доктор Марш ей нравился, она даже восхищалась им. Они вместе воевали против смерти. И это он, он ввел пирата в ее дом, в ее жизнь, в жизнь ее отца, зная, какую опасность он для них представляет.
— Он поступил так, чтобы спасти мне жизнь. Других причин не было. И если вам станет от этого легче, знайте, что он каждую минуту презирал себя за этот обман. Он не переставал напоминать мне, чтобы я ненароком не причинил зло вам или вашему семейству. — И, подмигнув, добавил: — Представляю, как он чертовски удивился, узнав, что вы тоже исчезли.
Ну как доверять такому человеку? Как понять, когда он лжет, а когда говорит правду? Доктор Марш, наверное, тоже шпион, как и его брат. О, он наверняка наносит англичанам постоянный вред. Ему же доверяет все английское командование, от него ничего не скрывают.
Слезы жгли ей глаза, мешаясь с каплями дождя. Сердце разрывалось от боли. Как она могла быть такой слепой? Такой доверчивой?
— Я не желаю жить в вашем доме. Оставьте нас в Балтиморе. У моего отца там есть друзья.
— Этого я сделать не могу, — тихо сказал Джон Патрик.
— Почему?
— Потому что вы можете донести на Ноэля англичанам.
— А какая разница, если он не виноват, как вы говорите?
— Неужели вы думаете, что англичане в это поверят?
— Ну, насколько мне известно, вы и ваш брат не придаете слишком большого значения правде и чувству чести.
Он отшатнулся, словно от удара хлыстом, и она поняла, что попала в цель.
Задорный блеск угас в зеленых глазах.
— Чувство чести нередко становится жертвой на полях военных сражений.
— Сражений? — фыркнула Аннетта. — Против кого вы сражались? Женщин и немощного, больного старика? Вы пират, вы наживаетесь, как я полагаю, на смертях людей, гораздо более достойных, чем вы.
Глядя на бурные волны, он хладнокровно спросил:
— Вы и ваш отец в чем-нибудь нуждаетесь?
— Мы нуждаемся в свободе.
— Это очень полезное, но дорогостоящее удобство, — и он посмотрел ей прямо в глаза.
— И вы не желаете нам его предоставить.
— Я не могу этого сделать.
— Вы хоть понимаете, как глубоко я вас презираю? — разъяренная его спокойным отказом, спросила Аннетта.
— Полагаю, что да.
Больше она не могла терпеть его присутствие, но больнее всего было сознавать, что ее все еще тянет к нему. Она чувствовала, что между ними существует глубокая, потаенная связь. Ее сердце начинало биться быстрее, когда он был рядом. Кровь кипела в жилах. Аннетта ненавидела себя за эту слабость сильнее, чем ненавидела его.
Она отошла на несколько шагов и повернулась к нему.
— Вы ожидаете новых встреч с английскими судами?
— Мы не можем исключить такую возможность, но судно у нас быстроходное, мы можем опередить большинство их кораблей. На вашем месте я не надеялся бы на чудесное спасение. А пока, если вам что- нибудь нужно, скажите Квинну или Айви. Они сделают все возможное, чтобы удовлетворить ваши желания. Вот только голову мою они не принесут вам на блюде.
Она не поддалась его обаянию и возразила:
— Мне нужна только свобода. Мою свободу и свободу моего отца вы обменяли на свою собственную. И я вам этого никогда не прощу.
Она круто развернулась и спустилась по лестнице вниз.
13.
Свобода!
Слова Аннетты эхом отзывались в его ушах. Она была права. Он обменял ее свободу на свою. Но на карту была поставлена не только его свобода.
Джон Патрик снова встал к штурвалу. Он должен был действовать, это заглушало чувство вины.
Айви молча стоял рядом.
— Иди поспи, — наконец распорядился Джон Патрик, — если на горизонте покажется парус, я тебя кликну.
Айви заколебался.
— Это приказ, Айверсен, — Джон Патрик знал, что говорит излишне резко, но это лучше, чем нерешительность.
Айви ушел. Джон Патрик сосредоточился на управлении кораблем. Как только исчез из виду берег, лоцман тоже ушел немного отдохнуть. Здоровых матросов было мало. Большинство были так истощены, что едва могли держать в руках снасти. Его матросы умерли бы в тюрьме или на виселице, если бы не он. Но неужели нельзя было их спасти и не разрушать жизнь Хью Кэри и Аннетты? Английские солдаты ни разу до того вечера не обыскивали их дом. Значит — судьба!
Он никогда не встречал более привлекательной женщины, чем Аннетта. Особенно хороша она была сейчас, когда стояла у поручней: ветер развевал ее волосы и покрывал румянцем щеки, горделиво поднятый подбородок Аннетты выражал непокорность, и в серых глазах бушевала ярость. Он заметил в ее взгляде неудержимое желание принять его предложение и взять в руки штурвал. Она рождена для моря, хоть и не понимает этого.
Он, Джон Патрик, думал, что она лежит в каюте, страдая от морской болезни. Но нет, она стояла на палубе, невзирая на грозовое небо и канонаду. Да, она совсем не та сдержанная скромница, которой казалась в начале их знакомства. Он чувствовал в ней какую-то неистовую безоглядность. Доказательством был ее вызов целому городу, когда она превратила в госпиталь свой дом. Он распознал в ней мятежницу, которая жаждала приключений, совсем как он сам. Он понял это по ее взгляду и по тому, как беззаветно она отдавалась бурному натиску ветра.
Он хотел ее больше, чем когда бы то ни было. Прежде он и не подозревал, что можно так сильно желать женщину. Но, увы, она его ненавидит и имеет для этого чертовски веские основания.
Может быть, его родным удастся уменьшить ее неприязнь к нему. Мать, Фэнси, была самой доброй женщиной на свете и обладала даром приручать дикие и необузданные существа. Его отец обладал