Передислокация партизанских сил несколько задержалась из-за второй и третьей карательных экспедиций, но теперь, в середине июня, бригады и отряды начали постепенный выход на освоение новых территорий. Готовились к возвращению на родину и наши латышские товарищи. Мы уже привыкли друг к другу, крепко сдружились. На войне привязанности возникают быстро, а прочность их очень велика — бой плечом к плечу делает их такими. И нелегко было нам расставаться. Но война не только сближала людей, она и разлучала их — надолго, иногда навсегда.

Вторая половина июня была для нашего полка характерна широко развернувшимся движением «охотников» и серией удачных налетов на гарнизоны противника. Вот выписка из приказа по полку, датированного 2 июля 1942 года. Этим приказом подводились итоги действий «охотников» в июне и лучшим из них объявлялась благодарность:

А наиболее запомнившимся налетом была операция против гитлеровского гарнизона в деревне Бродки, проведенная в ночь на 11 июня силами отряда «Храбрый» при поддержке авиацией. Идея этого налета родилась так.

Еще до начала третьей карательной экспедиции в одно из обычных своих посещений штаба бригады — комбриг проводил очередное оперативное совещание — я задержался там допоздна. Васильев предложил мне остаться на ночлег, сказав, что в избе место найдется, а заодно можно будет и поговорить без обычной спешки.

Васильев был прекрасным собеседником — легко создавал атмосферу непринужденности, его остроумие и неожиданность суждений всегда доставляли удовольствие, его знания и кругозор позволяли ему не только свободно чувствовать себя в «светской» части разговора, но и превращали этот разговор в чрезвычайно интересный и полезный для собеседника. Помню, говорили мы с ним в ту ночь не только о партизанских делах, но и о наших семьях, о мирной жизни, о любимых книгах, фильмах и театральных спектаклях, вспоминали хороших и плохих людей, с которыми сводила нас жизнь, говорили «о доблестях и славе», говорили о будущем… И не заметили, как пролетела ночь. Но мы были тогда молоды, обстоятельства приучили нас не очень-то цепляться за «сон в установленное время» (день, вечер, ночь или утро — не все ли равно!), и мы никогда не тяготились ночным разговором, особенно если он был интересным.

Конечно же, больше всего говорили все-таки о деле. Васильева интересовало буквально все, что происходило в полку, — и мельчайшие подробности боевых операций, и наши планы, наши беды и трудности, и люди — они, пожалуй, особенно, причем не только командиры, но и рядовые бойцы. И вот, где-то под утро, когда разговор шел о чем-то совершенно другом, Николай Григорьевич вдруг сказал;

— А что, если опять попробовать вместе с авиацией? Бомбежка, а потом наш налет. Скажем, на Бродки. Ты как?

Я задумался. В памяти всплыла операция на Белебелку 8 марта 1942 года, когда авиация спутала нам все карты. Ведь преждевременная атака самолетов даже навредила нам тогда: неожиданное бегство гитлеровцев из райцентра заставило отряд Медведева вступить в бой на неподготовленных позициях, атаковать с ходу, и в результате этот отряд был почти полностью разбит, а его командир и комиссар погибли. И самое главное — фашистам удалось выйти из нашего окружения, сохранив основные свои силы, причем опять же главной причиной этого была атака с воздуха до срока: мы не успели полностью перекрыть пути отступления противника, и он этим воспользовался. Взаимодействие партизан с авиацией — дело сложное. Где гарантии того, что самолеты выйдут на цель точно в назначенное время? Не столкнемся ли мы с какими-нибудь новыми неожиданностями? Может быть, лучше не усложнять операцию и действовать собственными силами?..

— Ты не уснул часом? — прервал мои размышления Васильев.

— Да нет… Думаю.

— А что думать-то? Я тебе дело говорю. Лихо можно ударить, красиво.

— Ну а Белебелка? — спросил я. — Там ведь не гладко было!..

И я поделился с ним всеми своими сомнениями. Васильев был знаком с этой операцией только в общих чертах. Но, узнав подробности, от своей идеи не отказался, больше того — сделал и меня ее сторонником.

— Всякую неожиданность, — говорил комбриг, — можно предусмотреть. Надо только постараться. А хорошее взаимодействие возможно, в этом и сомневаться не надо. Надо договариваться хорошо. И обо всем. О каждой мелочи, о каждой случайности. Знаешь, как радисты говорят? В рации только две неисправности: или не контачит, где надо, или контачит, где не надо. Так и здесь. Чего нам по сути дела опасаться? Или не начать вовремя, или начать не вовремя. Вот и все. А ведь можно сделать хорошо.

Словом, мы обо всем договорились. А через несколько дней Васильев сообщил, что авиация готова нас поддержать. Были определены точная дата и время начала налета. Я отдал приказ по полку. Мы стали готовиться.

И вот наконец одиннадцатое. Как нарочно, к ночи погода испортилась. Накрапывал мелкий дождь. Темень была для этого времени совершенно нехарактерная, и придавливали ее сверху низкие черные облака. Наши люди затаились на исходных позициях в ожидании сигнала. Тишина. Мучительная, долгая тишина ожидания. А когда стрелки часов показали назначенное для появления авиации время, по-прежнему слышался только шорох листвы под моросящим мелким дождем.

И снова вспыхнули сомнения. Вот вам факт: время прошло, а самолетов нет. Так стоило ли огород: городить?.. Впрочем, можно еще ждать. Пользуясь такой ночью, налет на гарнизон можно провести и своими силами. Но для этого лучше выждать еще часок…

И в это время вдали послышался все нараставший звук авиационных моторов, который через несколько минут деловито растолкал тишину, заполнив собой все небо над нами. Летчики искали цель.

И началось!..

С наших позиций взлетели ракеты, указавшие направление удара. Одновременно заработали пулеметы и автоматы, протянувшие очереди трассирующих пуль к огневым точкам врага и другим наземным объектам, которые летчикам предстояло бомбить. Самолеты выстроились в круг, они один за другим заходили на цель, и тогда под крыльями у них остро полыхало, и, оставляя огненный след, как маленькие кометы, к земле устремлялись реактивные снаряды, накрывавшие одну цель за другой.

Атаковало Бродки 12 самолетов. Когда же они израсходовали весь свой боезапас, оборона гитлеровцев была перепахана взрывами вдоль и поперек, а полное уничтожение противника вступившими в бой партизанами обусловливалось только фактором времени.

Впрочем, его потребовалось немного. И почти никто из полутора сотен оккупантов не спасся в ту ночь, почти ни один из Бродков не ушел.

Почему же самолеты все-таки опоздали? Как мы и предполагали, всему виной была погода. Она была скверной не только у нас, но и в месте вылета. Аэродром и его окрестности накрыл плотный туман, и ни о каком участии в операции самолетов, казалось, не могло быть и речи. И все же летчики, ведомые одним из самых опытных и умелых пилотов капитаном Богдановым, подняли свои машины в воздух. Выйдя же из боя, они оказали партизанам и другую помощь: в советский тыл самолеты эвакуировали раненых, нуждавшихся в