остался здесь. Я поступил на работу к одному купцу, женился на его дочери и, в конце концов, стал его партнером.
— Корина…
Он кивнул.
— Она не знает о том, что я был в тюрьме. Я не смог сказать ей об этом.
Лорен молчала, размышляя, насколько сильно Джереми пострадал из-за того, что поступил так, как считал правильным, из-за того, что следовал своим убеждениям. Он все еще им следовал. Если о его сочувствии к северянам и о его помощи станет известно, он может лишиться своего дела, даже жизни. А это может случиться из-за какого-нибудь опрометчивого поступка.
Лорен всегда была против рабства, но близко ее это не касалось. Рабство никогда не казалось ей чем- то реальным. Но сейчас она думала о влюбленных мужчине и женщине, о проданной женщине и о ее повешенном возлюбленном, который умер из-за того, что хотел быть с нею. Ее чувство к Адриану Кэботу не имеет значения. Она должна сделать все, что в ее силах, чтобы положить конец этому злу, чтобы помочь остановить это ужасное кровопролитие, которое все еще продолжается. Она должна действовать. Она сможет притвориться. Она сможет сделать все, что потребуется.
Она выпрямилась и положила руку на руку Джереми.
— Я это сделаю, — сказала она. Он печально взглянул на нее.
— Хотел бы я, чтобы в этом не было необходимости.
Не говоря ни слова, они поднялись со скамьи и, погруженные каждый в свои мысли, вошли в дом.
Легкость, с которой сработал план Джереми, усугубляла ощущение вины у Лорен.
Когда Адриан появился у них на следующий день, она встретилась с ним взглядом и рассказала ему о том, что собирается вернуться домой на Юг и помочь Югу, чем сможет.
— Возьмете ли вы меня с собой?
Он казался очень удивленным.
— Но я думал, что вы собираетесь некоторое время пробыть здесь.
— Я собиралась, — ответила она, — но я думаю, что это эгоистично. Мой отец был врачом. Я умею ухаживать за больными. А Юг нуждается в этом умении. Я не могу сидеть здесь и ждать, когда закончится война.
— Я не беру пассажиров, — спокойно напомнил ей Адриан, и она поняла, что он ей поверил и счел ее решение обоснованным. Она стремилась подавить чувство стыда, шевельнувшееся в ее душе.
«Подумай о Ларри!» — велела она себе, глядя в озабоченные синие глаза, скользя взглядом по суровым складкам его рта.
Они оба игнорировали Сократа, который поглядывал на каждого из них по очереди, словно понимая, что происходит поединок двух характеров.
— Тогда я поеду с Клеем, — произнесла она так же ровно. — Я предпочла бы отправиться в Чарльстон. Там у меня есть друзья, но…
— Черт побери, Лорен. Сейчас Юг не место для вас. И их покойницкие, которые они называют госпиталями, тоже не место для вас.
— Но вы же рискуете, — не согласилась она.
— Это другое дело.
— Потому что вы делаете это ради денег? — Лорен не собиралась этого говорить, но растущий в ней гнев давал себя знать.
Встретившись в магазине, они прошли в сад, и теперь Адриан отступил и прислонился к хлопковому дереву. Лицо его было белым, хотя она видела, как на щеках ходили желваки.
— Да, — сказал он бесцветным голосом. — Я делаю это ради денег. Вам это неприятно?
Лорен поняла, что сказала лишнее. Хотя он держался непринужденно, все же она чувствовала, как от него исходила какая-то беспокойная энергия, и ей захотелось понять, отчего это — из-за ее вопроса или же это естественное волнение перед предстоящим рейсом. Джереми предупредил ее, чтобы она не уходила далеко одна. Все моряки, совершающие рейсы сквозь блокаду, скоро выйдут в море, а пока их команды одолевало волнение и беспокойство. Ей говорили, что для этих людей самое трудное — это ждать, и к тому моменту, когда период ожидания заканчивается, нервы их напряжены до предела. Но она не ожидала проявления таких человеческих чувств у Адриана. За исключением того горя, что она видела на его лице вчера, обычно он казался ей очень уверенным в себе: прекрасно управляя своими чувствами, он всегда был хозяином положения.
— Вам это неприятно? — вновь повторил он свой вопрос. Лорен увидела гнев в его глазах и не смогла ответить. Она и так уже наговорила много лишнего.
— Я считал, что женщинам нравятся деньги, независимо от их происхождения, — сказал он и Лорен почувствовала неожиданную горечь в его словах.
Это поразило ее больше, чем его гнев. Но причина этой горечи ей также была непонятна.
— Вы сердитесь, — заметила она.
— Мне не нравится, когда меня осуждают, — ответил Адриан.
Всю жизнь его осуждали и, в основном, осуждали предвзято, особенно отец. Он не ожидал этого от Лорен, особенно после вчерашнего. Но сегодня в ней что-то изменилось, хотя она и пыталась это скрыть.
— Извините, — сказала Лорен, — я не хотела. Но разве вы не осуждаете всех женщин?
Адриан улыбнулся ей своей ослепительной улыбкой, но на этот раз в ней были и досада, и лукавство.
— Ну да, — согласился он. — Думаю, что осуждал.
На какое-то время Лорен усомнилась в Джереми, усомнилась в правдивости его слов о заключенном пари, но замечание Адриана о женщинах уничтожило последние сомнения.
— Вы возьмете меня с собой? — снова спросила она.
Лорен почувствовала его прикосновение, такое легкое, такое нежное. Его пальцы двинулись к ее подбородку и подняли его, так что взгляды их встретились.
— Вы непременно решили ехать?
Лорен чувствовала, что кожа ее горит, сердце стучит как барабан, все быстрее и быстрее, дыхание перехватывает. Она выигрывает.
А она не хотела выигрывать.
— Да, — сумела она выдавить из себя.
— В таком случае, я возьму вас с собой, — тихо ответил он. — Я думаю, что со мною вы будете в большей безопасности, поскольку это гражданский корабль.
Вновь в глубине ее сердца шевельнулось раскаяние, на этот раз сильнее, чем прежде.
— Спасибо.
— Я не уверен, что вам следует это делать. Лорен тоже не была в этом уверена, но дело было сделано. Ничего нельзя было изменить.
— Лорен…
Он произнес ее имя так нежно. Она взглянула на него. Лицо его было серьезным и немного смущенным.
— Извините, если я… расстроил вас вчера. Мне не следовало сюда приходить.
Ему не следовало приходить, когда он нуждался в ее утешении. Именно это он хотел сказать. Но могла ли она поверить ему? Сможет ли она когда-нибудь снова поверить ему? И если даже поверит? Это ничего не изменит. Поэтому она решила ему не верить.
Мистер Филлипс сказал, что с ним ничего особенного не случится, его просто посадят в тюрьму на несколько недель. Он лишится своего корабля и груза, но именно этим он рисковал ради высокой прибыли. Это было составной частью игры.
А он любил играть.
— Когда мы отправляемся? — голос ее был гораздо спокойнее, чем ее сердце. Ее руки горели, но они были спрятаны в складках платья, и он не мог видеть, как она сжимает и разжимает их от волнения.
— Я заеду за вами завтра вечером, — сказал он, испытующе и озадаченно глядя на нее.
— Вы тотчас же отплываете?