отойдут подальше от побережья. Военно-морской флот северян значительно усилил блокаду побережья, так что теперь Чарльстон, Уилмингтон и Галвестон остались единственными открытыми портами.

— Иди спать, Джонни, — сказал Адриан юному лоцману. — Ты свою работу сделал. И сделал ее чертовски хорошо.

— Спасибо, сэр! — ответил Джонни с ноткой гордости в голосе. — Спокойной ночи, капитан!

Адриан проследил взглядом за тем, как лоцман исчезает в люке, и затем вновь перевел взор на океан. Берега уже не было видно, и туман полностью рассеялся. Утро было ясным, огненный шар солнца поднимался на востоке. Его хватило чувство удовлетворения. Приятно выигрывать! И чертовски хорошо быть живым в такой чудесный день!

Пять часов спустя Адриан передал штурвал первому помощнику, спустился по трапу к своей каюте и несколько мгновений помедлил прежде чем войти. Он никогда не знал, чего ему ожидать, и теперь, когда опасность уменьшилась, на него навалилась усталость, он чувствовал ее каждой клеткой своего тела. Он не спал два дня.

Открыв дверь, он тотчас же понял, что покой не для него. Со смирением Адриан огорченно оглядел свою разгромленную каюту.

Вдобавок к разбитому зеркалу, осколки которого лежали на полу, страницы книги были вырваны и разбросаны по кровати, а его любимая рубашка скомкана.

Он вздохнул, заметив, что за ним внимательно наблюдают искрящиеся весельем черные глаза. И все потому, что утром после стрельбы у него не было времени прийти успокоить животное.

Адриан не знал, чего ему было жаль больше — зеркала или книги. В море книги были для него драгоценны. Они были единственным спасением в его жизни с ее постоянными переходами от страшной скуки к страшной опасности, и одной из таких опасностей он только что избежал.

И зеркало. Оно было ему нужно для бритья, а теперь ему придется одалживать его у команды. Он непоследовательно подумал о том, что у него, в конце концов, есть репутация, которую нужно поддерживать и которая часто помогала ему набирать самую лучшую команду и ремонтировать корабль в самые сжатые сроки.

Поморщившись, Адриан взглянул на свою руку. Кроме свежего ожога, там были другие, крошечные отметины на кистях рук и на запястьях. Он привык к укусам маленьких острых зубов.

На борту не было ни одного члена команды, который бы не задумывался о том, почему капитан не избавится от Сократа.

Иногда он и сам думал об этом. Никогда еще на свете не было такого сварливого, вздорного существа как то, что сидело на корточках перед Адрианом и с невыразимым удовольствием взирало на учиненный им самим разгром.

Но именно крайняя независимость этого существа и нравилась Адриану. У него вызывало восхищение то, что обезьяна осмеливалась кусать руку, которая спасла и кормила ее.

Вейд, его зачастую непочтительный первый помощник, говорил, что оба они — капитан Адриан Кэбот, известный также под именем лорда Риджли, и обезьяна Сократ — очень похожи друг на друга.

Адриан знал, что сам он мог быть злобным и временами набрасывался на друзей и обижал их. Но потом всегда испытывал раскаяние и старался загладить обиду. А Сократ нет.

И зеркало! Чертовски плохо.

Адриан не был склонен к предрассудкам. Однако из-за разбитого зеркала им овладели дурные предчувствия.

Он покачал головой, осуждая собственную глупость. Человек сам творец своей удачи. Те, кто полагается на судьбу, обречены на несчастья.

Но он слишком устал, чтобы думать об этом. Ногой он сгреб стекло в сторону, потом нашел пакет с крекерами для Сократа. Вскоре он лег и через несколько минут заснул.

Когда они уже приближались к Багамским островам, Адриан вновь бросил недовольный взгляд на беспорядок в своей каюте. У него не было мальчика-слуги, он не хотел рисковать жизнью подростка, а у команды были более важные дела, чем уборка за непутевым любимцем капитана. Обычно в Нассау Адриан нанимал кого-нибудь прибрать каюту и постирать белье.

Он вышел на палубу. Они скоро должны были подойти к Нассау. Рейс этот был необычайно прибыльным. Адриану не хотелось, чтобы что-нибудь помешало ему благополучно его завершить. Он не очень боялся кораблей северян, блокировавших Нассау. Его корабль превосходил по скорости любой из них, а они не осмеливались близко подходить к островам и навлекать на себя ярость британцев. Британия считалась нейтральной, и любые акты агрессии в ее водах были запрещены. Фактически и корабли северян, и корабли конфедератов навещали Нассау, чтобы запастись провизией и сделать ремонт. И эта странная ситуация приводила к многочисленным стычкам на улицах и в тавернах.

Адриан усмехнулся, увидев, как Вейд пытается маневрировать между кипами хлопка, грудами возвышающимися по всей палубе. Хлопком было занято все свободное пространство, и ему приходилось слышать многочисленные жалобы и проклятия. Однако с тех пор, как каждый член команды стал получать свою долю прибыли от каждого рейса, они стали добродушнее и были лучше материально обеспечены. За хорошую цену их ждали ром и женщины, а сегодня вечером у всей его команды этого добра будет сколько угодно.

Он пробрался меж тюков хлопка и облокотился на поручни, всматриваясь в растушую на горизонте точку. День отоспаться, потом переговоры о новой партии груза, потом новый рейс сквозь блокаду в Чарльстон. У него не было времени на женщин, не было и желания тратить на них деньги. Риджли был единственным, что сейчас имело значение. Он был родовым поместьем его семьи в течение семисот лет, пока его старший брат не проиграл его и не застрелился после этого.

Гражданская война в Америке давала Адриану шанс выкупить имение. Еще год успешных рейсов, и он будет богатым человеком.

Если бы только война продлилась еще немного…

Когда корабль был уже вблизи острова Нью-Провиденс и его главного города Нассау, он вспомнил о зеркале и вновь ощутил незнакомое чувство. Не страха, нет, но предчувствия беды.

— Чушь, — сказал он себе.

Если только война продлится еще немного, у него будет все, о чем он мог только мечтать.

На главной палубе американского клипера «Мэрилин» Лорен Брэдли чувствовала себя одинокой, опустошенной и неуверенной, что было нехарактерно для нее. Прежде у нее всегда было место в этом мире, были определенные обязанности и люди, которых она любила. Теперь ничего этого не осталось, и она взяла на себя миссию, которая путала ее и во многих отношениях казалась ей беспринципной. Во время подготовки в Вашингтоне и в Англии она все больше и больше сомневалась в своей способности лгать и притворяться, но она связала себя обязательствами и намерена была сделать все, что будет в ее силах. Она обязана была сделать все это, и даже больше, ради своего брата Лоренса. Он отдал жизнь за свою страну. Значит, и она могла отдать несколько месяцев своей жизни и пожертвовать несколькими принципами для доброго дела — по крайней мере, она продолжала убеждать себя в этом.

Она перевела взор от воды вдаль, где заметила серый корабль. Едва различимое судно, стремительно рассекающее воду, казалось необычайно грациозным, несмотря на трубу и колеса с боков.

Она услышала позади себя шаги и обернулась к подошедшему к ней капитану.

— Я никогда не видела подобного судна, — заметила она.

— Это «Призрак», — восхищенно сказал он. — Вероятно, этот корабль самый удачливый из тех, что прорывают блокаду на море.

Лорен почувствовала, что начинает нервничать. Так это корабль капитана Кэбота. Она повернулась и улыбнулась капитану, который заботился о ней все эти три недели пути.

— Расскажите мне о нем.

«Расскажите мне о человеке, который убил моего брата. Расскажите мне о человеке, который помогает продлить эту ужасную войну», — мысленно добавила она.

Капитан Гарри Таггерт был только рад случаю сделать это. Лорен Брэдли была обаятельна. Она часто смеялась, хотя глаза ее были грустны.

Как она сказала ему по секрету, она была родом из Мэриленда, и отец и брат ее были убиты на войне. Она не сказал а, на чьей стороне они сражались, а он не спрашивал. Достаточно того, что она носила траур.