мучнистой росы. Лозы здесь обрезают и подвязывают по-своему, сообщила она Максу, но в общем и целом все делается так же, как в Калифорнии, только в Напе любят еще и красоту навести, и в конце ряда лоз обычно сажают розовый куст.

— Я видел подобное на снимках виноградников Бургундии и Бордо, — заметил Макс, — но тут красотой, пожалуй, не очень увлекаются. Наверно, считают, что раз розовыми бутонами не напьешься, то зачем попусту стараться?

— На самом деле это не украшение, скорее нечто вроде канарейки, которую шахтеры брали в забой; при малейшей примеси вредных газов в воздухе птичка заболевала и дохла. Вот тебе и сигнал тревоги. Так и розы на винограднике: чуть заведется какая-нибудь зараза, розы ее подцепят первыми. И у тебя будет время обезопасить лозы. Очень толковая придумка, хоть и возникла она во французских головах. — Кристи искоса глянула на Макса. — С другой стороны, если бы не Америка, никаких виноградников здесь не было бы и в помине.

— Ты про того мерзкого жучка?

— Да, — кивнула Кристи, — про филлоксеру. В девятнадцатом веке, в шестидесятые годы, она сожрала во Франции почти все лозы до единой. Но когда выяснилось, что наши лозы филлоксере не поддаются, американцы привезли сюда миллион с лишним корневищ и привили к ним европейские сорта. Вот, пожалуйста, введение в историю современного виноделия за какие-то тридцать секунд.

— Эти байки вы рассказываете в американских винокурнях? Сдается мне, жучок как раз из Нового Света сюда и прибыл.

— В такие подробности мы не вникаем, — усмехнулась Кристи.

Они перебрались через низкую ограду и оказались на каменистом поле, которым завершались владения дяди Генри. 'Есть тут хоть что-нибудь похожее на нормальную почву?' — думал Макс, ковыряя щебенку носком кроссовки.

— Ну и земля, смотреть страшно. Поразительно, что здесь еще что-то растет.

Кристи не отвечала. Сдвинув темные очки на макушку, она присела на корточки между рядами лоз. Потом подняла глаза на Макса и протянула ему крошечную чахлую гроздочку; зародыши виноградин были не крупнее спичечной головки.

— Взгляни-ка.

Макс взял гроздочку и подержал на ладони.

— Ничего не замечаешь? — спросила Кристи и, не дожидаясь ответа, продолжила: — Она ведь не сама упала. Ее срезали. Видишь косой срез? От секатора. А теперь посмотри вдоль ряда — земля усыпана такими же гроздочками. — Она встала и осмотрелась. — Держу пари, на всем участке та же картина.

Чтобы Руссель стал часами срезать грозди, на которые потратил столько времени и труда? В голове не укладывается. Какой в этом смысл?

— Очень странно, — проронил Макс. — В Калифорнии наверняка такой дурью не занимаются.

— Еще как занимаются, — возразила Кристи, — но не все, только самые серьезные и опытные виноградари. Эти срезают, наверно, две из трех кисточек; в результате все питание достается оставшимся гроздьям, они особенно богаты сахарами и при сбраживании процент спирта в них выше. Процедура эта носит любопытное название: vendange verte[111]. На нее уходит много времени и труда. Ну и денег, потому что машинам это не поручишь, но считается, что вино уж точно будет лучше. Наверняка этот участок на особом счету. Какой здесь сорт?

Макс пожал плечами:

— Сегодня вечером узнаю у Русселя. А завтра расспросим специалиста. По-моему, так горбатиться ради той гадости, которой забит подвал, просто глупо.

Кристи с задумчивым видом смотрела на ряды лоз:

— Слушай, это же отличный участок, и расположен великолепно: восточный склон, каменистая земля прогревается медленно — тем лучше для корней, а при таком уклоне никакой дренаж не нужен. Из здешнего винограда ты просто обязан производить хорошее вино. В Напе за подобный клочок земли запросили бы кругленькую сумму.

— Какую же?

— Ну, суди сам: пару лет назад Коппола купил у нас в Калифорнии, в Сономе, виноградник, и знаешь почем? По триста пятьдесят тысяч долларов за акр.

Макс присвистнул.

— Да, цена безумная, — согласилась Кристи. — Но виноделие — это бизнес. Слыхал про вино, которое называется 'Клекочущий орел'? Недавно на винном аукционе в Напе одна бутылка ушла за полмиллиона долларов. Одна бутылка!

— Бред, — бросил Макс. — Как можно пить вино, которое стоило полмиллиона долларов?

— Не знаешь ты Америки, — засмеялась Кристи. — Человек, купивший ту бутылку, никогда ее не откупорит. Он же ее для понта приобрел, как дорогущую картину. Выставил ее небось в гостиной на специальной подставке и даже ценника не снял.

— Верно, не знаю я Америки, — согласился Макс.

Они обошли каменистый участок. Кристи оказалась права: под всеми лозами лежали, сливаясь с грунтом, аккуратно срезанные виноградные кисточки. В конце концов они перегниют и вернутся назад, в почву. А на следующий год все повторится заново. Макс надеялся, что ему удастся увидеть это собственными глазами.

Очень поучительный выдался день. Дожидаясь Кристи, которая готовилась к ужину chez Roussel[112], Макс следил за медленно клонившимся к закату солнцем и давал по мобильнику полный отчет другу Чарли, все еще торчавшему в Лондоне:

— ...таким образом, завтра к вечеру, если этот малый знает свое дело, он нам скажет, что у нас тут за лозы и как с ними обходиться. Кстати, твоя конференция по недвижимости состоится? И ты приедешь?

— На следующей неделе. Я как раз просматривал программу. Ты не поверишь, но на пленарном заседании будет среди прочих обсуждаться вопрос 'Роскошная вилла: где и зачем?'. Представляешь, какая скучища? Короче, в Ницце я возьму напрокат машину и при первой возможности удеру. Тебе тоже пользительно пообщаться с другом, а то сидишь там сычом в своем чертовом chateau. Какое обмундирование посоветуешь? Фрак с белой бабочкой? Шорты с панамкой?

Макс не успел ответить: в дверях появилась Кристи. Но как она преобразилась! Волосы гладко зачесаны вверх, маленькое черное платье обтягивает фигуру, на ногах алые туфельки на высоких каблуках — все это наводило на мысль о другой, доселе скрытой стороне ее натуры.

— Выглядишь потрясающе! — непроизвольно воскликнул Макс.

— Что? — прозвучал в трубке озадаченный голос Чарли.

— Да не ты, Чарли. Потом скажу, это довольно длинная история.

— У тебя там телка, что ли? Телку, значит, себе завел. Ах ты, ублюдок.