жизни в более современной, удобной и роскошной обстановке Напа-Вэлли. А тут еще и сами французы: сначала держатся очень официально, через минуту — уже запанибрата, стрекочут как пулемет, все одержимы своими желудками и благоухают чесноком; вдобавок все поголовно французы, по мнению Кристи, страдают хронической заносчивостью.

Макс с удивлением обнаружил, что испытывает какое-то извращенное удовольствие, отбивая ее нападки на Францию, французов и время от времени подливая масла в огонь сдержанной критикой Америки. Вот уж чего Кристи спокойно снести не могла. Хотя она была слишком умна, чтобы руководствоваться лозунгом 'кто не с нами, тот против нас', ее ставила в тупик и даже сердила присущая, как она считала, европейцам склонность кусать руку, которая так щедро кормила их после Второй мировой войны. Еще больше она разозлилась, когда Макс, рассуждая о благодарности и короткой памяти, напомнил ей о Лафайете[107] и неоплатном долге Америки перед французами. Атмосфера в доме накалялась все больше. Мадам Паспарту тоже чуяла висевшее в воздухе напряжение и, вопреки обыкновению, держалась тише воды ниже травы. Всем было очевидно, что постоянные перебранки добром не кончатся.

Развязка произошла не дома, прилюдно. Изголодавшись, Кристи с Максом заключили вынужденное перемирие и отправились в деревню ужинать. Надо сказать, что Фанни не делала ни малейшей попытки как-то сгладить щекотливую ситуацию; она демонстративно хлопотала вокруг Макса, в упор не замечая Кристи, а та сверлила Фанни все более злобным взглядом. Последней каплей стал принесенный десерт.

Кристи с маху, словно смертоносное копье, воткнула вилку в засахаренную грушу.

— Ей что, непременно надо вас тискать всякий раз, когда она подходит к столу?

— Это просто знак дружеского расположения.

— Ага, вот именно.

— Слушайте, ну, она такая. Не нравится — не смотрите.

— Хорошо. — Кристи с шумом отодвинула стул и встала. — Вот и не буду.

И выпрямившись, как солдат на плацу, она сердито затопала прочь в ночную тьму.

Несколько минут спустя Макс нагнал ее на выезде из деревни, притормозил до скорости пешехода и открыл правую дверцу. Кристи даже ухом не повела; глядя прямо перед собой, она ускорила шаг. Еще ярдов сто автомобиль полз рядом с ней, потом Максу это надоело, он захлопнул дверь и нажал на газ.

Войдя в дом, он швырнул ключи от машины на кухонный стол и стал искать, чем бы снять накипевшее раздражение. Мерзкий на вкус marc Русселя вполне соответствовал его настроению. Когда в кухню вошла Кристи, он пил уже вторую порцию.

Глянув на ее застывшее лицо, он поколебался, но досада взяла верх, и он ляпнул:

— Хорошо прогулялись?

Что тут началось! Походя бросив увесистый булыжник в огород Фанни, Кристи стала перечислять свои претензии и в конце концов добралась до истинной причины своего недовольства, то есть до Макса с его отношением к ней: черствый, самодовольный эгоист с извращенным чувством юмора. Короче, типичный англичанин. Она расхаживала взад-вперед у плиты, злобно сверкая глазами и явно рассчитывая, что он взорвется или как-то отреагирует на ее выпады. Но Макс уже был недосягаем за непробиваемой броней холодной снисходительности — к такой защите англичанин частенько прибегает, спасаясь от вспышек бурных чувств, особенно если их проявляют женщины или иностранцы. Что может вызвать бо?льшую ярость у девушки, которая рвется в бой?

— Вы имеете право на собственное мнение, пусть и выраженное в столь оскорбительной форме, — заявил Макс и указал на стоящую на столе бутылку: — Выпить хотите?

Нет, черт побери, она не хочет выпить. Она хочет, чтобы к ней проявляли элементарное внимание, положенное человеку, оказавшемуся далеко от дома, без знания здешнего языка, в окружении сплошных иностранцев и вдобавок вынужденному жить с иностранцем под одной крышей.

Макс покачал маслянистую жидкость в бокале, залпом выпил, от чего его передернуло, и встал:

— Я иду спать. Не пора ли вам повзрослеть? Я ведь вас сюда не звал.

Однако дойти до двери он не успел. Терпение Кристи лопнуло; она схватила первое, что попалось под руку, и запустила в Макса. К несчастью, снарядом оказалась шестидюймовая чугунная сковорода с длинной ручкой; к еще большему несчастью, Кристи не промахнулась. Сковорода угодила Максу прямо в висок. В голове что-то взорвалось, ее пронзила дикая боль, затем — темнота. Ноги под ним подкосились, и он рухнул без сознания.

Потрясенная Кристи застыла на месте, глядя на распростертое на полу тело. По лицу Макса потекла струйка крови, оставляя на щеке тонкий алый след. Макс не издавал ни звука и лежал неподвижно; ничего хорошего эта неподвижность не сулила.

В смятении и раскаянии Кристи опустилась на пол, положила голову сраженного противника себе на колени и попыталась остановить кровь куском бумажного полотенца. Осторожно провела пальцами по шее Макса и, как ей показалось, нащупала пульс. Какое счастье! Но радоваться было рано: она тут же представила себе возможные последствия своей атаки — травма мозга, многомиллионные иски, арест за нанесение тяжких телесных повреждений, многолетнее заточение во французской тюрьме.

Врач. Надо вызвать врача. Но она же не знает, как вызывают врача во Франции. Может, полицию? Пожарных? О боже. Что она наделала!

Лежащая у нее на коленях голова чуточку двинулась. На дюйм, не больше. Затем послышался стон, медленно приоткрылся один глаз и глянул на блузку, заляпанную на груди кровью, потом посмотрел на взволнованное, нахмуренное лицо победительницы.

— Где ты научилась так метко швырять сковородки?

Кристи шумно, с облегчением вздохнула.

— Ну как ты, ничего? Слушай, я ужасно виновата. Сама не понимаю, что на меня нашло. Наверно, я... О господи, кровь... Скажи, ты как, ничего? Терпимо?

Макс осторожно повернул голову.

— Кажется, еще поживу, — произнес он, — только двигать меня нельзя.

Он снова уронил голову ей на колени, скрестил руки на груди, закрыл глаза и снова застонал.

— Впрочем, кое-что могло бы облегчить мои страдания.

— Да? Что угодно, только назови. Врач? Аспирин? Вино? Водка? Говори же!

— Не найдется ли у тебя случайно формы медсестры?

Кристи пристально посмотрела в лицо своей жертвы. Макс открыл оба глаза и подмигнул:

— Я всю жизнь был неравнодушен к медсестрам.

Оба рассмеялись; Кристи помогла ему подняться, усадила за стол и, взяв миску с водой и бумажные полотенца, принялась обрабатывать рану.

— Все не так плохо, как я боялась, — сказала она, промыв рассеченный над бровью лоб. — По-моему, даже нет необходимости накладывать швы. Но какая же я идиотка! Прости, пожалуйста. Мне правда очень стыдно.

— Наверно, я это заслужил, — ответил Макс.

Она молча сжала ему плечо, потом встала и вылила красную от крови воду в раковину.

— Ладно. А теперь мне нужен какой-нибудь антисептик. Чем здесь пользуются? Есть у тебя йод?

— Вообще в доме не держу. — Макс потянулся за стоявшей на столе бутылкой marc. — Попробуй вот это. Убивает все известные науке микробы. Канализационные стоки тоже отлично прочищает.

Смоченным в алкоголе тампоном Кристи промокнула рану, затем разрезала чистое посудное полотенце на ленты и перевязала ему голову.

— Ну вот, — удовлетворенно произнесла она. — А ты уверен, что не стоит вызывать врача?

Макс попытался покачать головой, но сморщился от боли.

— Зачем портить такой приятный вечер? — обронил он.

Наутро, полюбовавшись в зеркале для бритья своей изрядно пострадавшей физиономией, Макс