Ба-лин-та выскочила на улицу, и они с Уолтером рука об руку направились в поле.

Теперь к отцу и брату подошел проститься Эл-и-чи. Он был полон достоинства, как и подобало воину, но в глазах юноши затаилась боль. Он спокойно попрощался с великим сахемом, помня, что терпение — не меньшая добродетель, нежели храбрость, и хотел доказать, что будет достоин награды, когда придет его час.

Ренно трудно было прощаться с братом. Он мог представить, что сейчас чувствует Эл-и-чи, и знал, что печаль одиночества переполняет юношу.

— Пока меня не будет, почаще навещай Я-го-на, — сказал Ренно. — Он поднимет твой дух.

Эл-и-чи понял замысел брата. Ренно хотел напомнить, что воин, остающийся дома, несет обязанности перед своей семьей и всем народом. Тому, кто остается, не стоит стыдиться. На его плечи ложится бремя ответственности, и ему не в чем упрекнуть себя.

Ренно уже понял, что переход от юности к мужеству для младшего брата окажется трудным и болезненным. Ренно видел, как меняется Эл-и-чи. Тот стал выше ростом и раздался в плечах. Эл-и-чи кивнул и, не оглядываясь, вышел из родительского дома. Ему предстояло присоединиться к товарищам. Вместе они будут охотиться, ловить рыбу, выполнять повседневные обязанности и обеспечивать безопасность поселения и его обитателей, пока не вернутся старшие воины.

Оставшись наедине, Гонка и Ренно намазали жиром руки и ноги — единственные части тела, где не было краски, — чтобы защититься от мороза. Собрав оружие и надев снегоступы, они быстро двинулись через поселение в поле, где собирался отряд. Казалось, вся деревня вышла проводить воинов, но никто не разговаривал. Женщины и старики знали, что немногие из этих воинов вернутся назад, но не позволяли никому видеть их печаль. Мужчины, которым суждено погибнуть, завоюют славу на все времена, и их души присоединятся к бесчисленным сенекам, прославившимся в прошлом.

Некоторые дети, особенно девочки, не в силах были справиться с возбуждением. Ба-лин-та улыбнулась Ренно, когда тот проходил мимо. Он шел так близко, что мог коснуться ее рукой. Ренно решил, что никто не смотрит на них, и отважился улыбнуться в ответ. Девочка громко засмеялась, но Уолтер, стоявший у нее за спиной, оставался невозмутимым, не забывая, что он мужчина.

Три человека, которым предстояло идти впереди и разведывать дорогу, по сигналу великого сахема отделились от отряда и рысцой направились в лес.

Гонка занял место во главе колонны, Сун-ай-йи встал за ним, и они двинулись по следу разведчиков, словно не замечая толпы провожающих.

Наконец пришла очередь Ренно, который замыкал строй. Слишком дисциплинированный, чтобы оглянуться, он последовал за предыдущим воином, сохраняя расстояние в шесть футов. Сенеки редко меняли темп, и расстояние всегда оставалось неизменным.

Ренно трепетал всем телом. Сколько он себя помнил, самым заветным его желанием было отправиться на тропу войны вместе с отцом. Наконец мечта сбылась. Ренно, сын Гонки, получил возможность проявить свое мастерство рядом с великим сахемом ирокезов.

Много препятствий ожидало отряд на пути к победе, многие тяготы предстояло вынести. Жизнь прекрасна, но смерть, когда приходит ее час, неизбежна.

Разведчики онейда появились неожиданно, вынырнув из бескрайнего океана девственного леса. Их отряд присоединился к сенекам. Все вместе они отправились в главное поселение могауков, где отряд пополнился еще семьюдесятью пятью воинами.

Задержавшись всего на одну ночь, Гонка двинулся на север вдоль берегов озера, которое французы называли Шамплейн, а индейцы Долгим, или Тонким. Добравшись до северного края озера, отряд повернул на восток.

Охотники и рыболовы были настолько опытны, что воины питались только свежим мясом, оставляя свои запасы неприкосновенными.

В это время Эндрю Уилсон со своим отрядом, также используя индейские снегоступы, прошел через Нью-Гэмпшир, чтобы встретиться с генералом Пеппереллом и его отрядом закаленных в боях ополченцев. Как и индейцы, солдаты не испытывали затруднений с продовольствием.

Однажды вечером, когда командиры собрались у костра, Пепперелл заговорил о том, что беспокоило его больше всего.

— Очень жаль, что мы не договорились встретиться с индейцами в каком-то конкретном месте, Эндрю. Этот лес тянется бесконечно. Мы даже не можем определить, где находимся — в Массачусетсе или в Канаде. Будь я проклят, если представляю, как мы отыщем своих союзников.

— Я верю Гонке, — улыбнулся Уилсон. — Я объяснил ему, в каком направлении мы будем двигаться, и он просил нас остановиться и разбить лагерь на шестой день пути. Великий сахем сказал, что найдет нас, и не сомневаюсь, что так оно и будет.

Вечером шестого дня колонисты остановились лагерем на берегу небольшого озера. Несколько человек, сделав во льду проруби, принялись ловить рыбу, а на следующее утро добровольцы отправились на охоту и вернулись к полудню с богатой добычей. Теперь отряду хватит продовольствия на несколько дней.

Во второй половине дня сомнения Пепперелла рассеялись с появлением разведчиков онейда, а часом позже на место прибыл весь отряд ирокезов. Казалось, индейцы легко перенесли тяжелый поход. Они разложили костры в нескольких сотнях футов от колонистов и не выказывали никакого предубеждения, хотя обе группы не смешивались между собой.

В тот же вечер Гонка, Сун-ай-йи и Ренно ели жареную оленину и вареные коренья у костра Пепперелла и Уилсона. Вожди обсуждали общие планы.

— Мне кажется, — сказал Пепперелл, — что нам стоит остановиться к востоку от поселения, которое французы называют Монреаль. Проще было бы спуститься по реке Святого Лаврентия, но тогда нас могут заметить враги. Река для них — главный путь сообщения, и на ней всегда оживленное движение, независимо от времени года.

Гонка кивнул:

— Деревья, которые зимой остаются зелеными, укроют нас. Не стоит выходить из леса, пока мы не подойдем к поселению французов.

— Есть еще одна проблема, — вмешался Эндрю Уилсон. — Квебек находится на противоположном берегу, а река в том месте очень широка, и на ней много плавучих льдин. Как мы сможем перебраться через нее?

Гонка и Сун-ай-йи посовещались вполголоса между собой, а потом попытались объяснить свое предложение. Колонисты не понимали индейских слов, и Ренно взялся переводить.

— В другое время года, — сказал Ренно, — мы бы сделали индейские лодки — каноэ. Но лед на реке очень опасен. Так что мы свяжем бревна в плоты и пересечем реку на них. Но еще придется сделать весла, чтобы плоты шли туда, куда нужно.

Пепперелл все еще сомневался:

— Не представляю, как мы сможем перебраться через реку Святого Лаврентия под самым носом французского гарнизона, особенно если воспользуемся плотами. Они встретят нас на месте высадки!

Гонка даже не стал ничего объяснять.

— Враги, — спокойно сказал он, — не увидят ирокезов или англичан.

Пепперелл недоверчиво взглянул на него:

— Я не могу посылать на гибель сотню наших лучших людей. Я останусь при своем мнении до тех пор, пока своими глазами не увижу ваше чудо.

На следующее утро отец приказал Ренно остаться с полковником Уилсоном. Колонисты были более опытными стрелками по сравнению с индейцами, но очень немногие из ополченцев умели передвигаться по лесу.

Скорость отряда резко снизилась, потому что колонисты не могли идти в том же темпе, что ирокезы. Ренно морщился, когда тяжелые сапоги ополченцев громыхали по обледеневшей земле. «Они топочут, словно стадо испуганных бизонов», — подумал он и к концу первого дня совместного похода подошел к отцу.

— Англичане не умеют ходить тихо. Гуроны и оттава непременно услышат нас, когда мы подойдем ближе к поселению французов.