вдогонку летели мидийские стрелы.

Там, где сражалась конница, тоже наметился перелом. Персидские конники отрядами и в одиночку постепенно откатывались обратно к реке. Но многие из персов еще продолжали сражаться, сдерживая натиск мидийской конницы.

Дарий увидел знамя Интаферна в самой гуще мидян, его кармании были полностью окружены врагами, но не думали отступать. На подмогу к Интаферну пробивались паретакены на своих огромных каурых конях. Средь блеска звенящих клинков и островерхих шлемов было видно, как метался из стороны в сторону личный штандарт Тахмаспады – бронзовый круг на древке с расходящимися внутри него солнечными лучами.

Неподалеку от паретаков сражались с мидянами киссии, во главе которых стоял Мегабиз. Знамя Мегабиза с распростертыми соколиными крыльями гордо реяло над взбаламученным морем поднятых мечей и копий, медных и бронзовых шлемов, военных значков и вздыбленных лошадей.

Аспатин тронул Дария за локоть:

– Государь, к тебе с сообщением Гидарн.

Дарий раздраженно обернулся:

– С каких это пор сатрапы приносят сообщения сами? Где он?

Аспатин посторонился.

И Дарий увидел внизу, у подошвы холма, Гидарна.

Судя по изорванному плащу и помятому панцирю, Гидарн успел побывать в самом пекле битвы и вынес оттуда самые безрадостные впечатления. Это было видно по его лицу, покрытому потом.

Дарий проворно сбежал вниз с вершины холма и обратился к склонившемуся в поклоне Гидарну:

– Что за вести у тебя, Гидарн? Наверняка невеселые, а?

– Государь, мой отряд рассеян, – выпрямившись, ответил Гидарн. – Кадусии бежали, бросив меня. Я с трудом пробился сквозь полчища врагов и ушел всего с тридцатью воинами.

– Не ушел, а трусливо бежал, – поправил Дарий.

Гидарн оскорбленно вскинул голову.

– Я расстрелял все свои стрелы. Мое копье сломалось. Оставшись со щитом и акинаком, я ранил пятерых мидян, напавших на меня, а двоих убил. Мои воины подтвердят это. – Гидарн кивнул через плечо на своих уцелевших телохранителей, стоявших невдалеке подле уставших взмыленных лошадей. Многие из них были ранены, но тем не менее все они еще крепко держались на ногах.

– Дарий, – хриплым голосом продолжил Гидарн, – сегодня черный для персов день, ведь жертвы были неблагоприятны, согласись… Никаким мужеством нам не сломить божественное предопределение. Самое лучшее – это вовремя отступить.

– Отступить – значит признать свое поражение, – холодно произнес Дарий. – Я не отступлю перед Фравартишем!

– Волею богов победителем сегодня суждено быть Фравартишу, – вызывающе возразил Гидарн.

– Что ты смыслишь в божественных помыслах? – презрительно проговорил Дарий и вдруг схватил Гидарна за бороду. – Я вот велю сейчас принести тебя в жертву Вэрэтрагне, напою крылатого бога войны твоей кровью досыта и вырву победу у Фравартиша. Эй, Аспатин! – царь оглянулся. – Позови-ка сюда палача и жрецов-толкователей. Сейчас мы поглядим, какая у Гидарна печень.

Гидарн побледнел и торопливо залепетал:

– О владыка! Позволь мне вернуться к воинам… Я готов своею храбростью загладить свою дерзость пред тобою.

– Но у тебя же всего тридцать воинов, Гидарн, – с язвительной насмешкою сказал Дарий. – А против тебя будут полчища врагов! К тому же у тебя нет ни копья, ни стрел.

– Копье я добуду у врагов, – промолвил Гидарн. – Умоляю, государь. Пощади!

– Так и быть, – Дарий милостиво улыбнулся и отпустил бороду Гидарна. – Со мной пойдешь. Я хочу сам убедиться в твоей храбрости, Гидарн.

Царская свита, ошеломленный Гидарн и не менее ошеломленный Аспатин с изумлением глядели, как Дарий подзывает к себе военачальника своих конных телохранителей и приказывает вынести царский штандарт.

Евнухи и вельможи, не приспособленные к военному делу, наперебой принялись уговаривать царя не рисковать своей драгоценной жизнью.

– Что такое одна проигранная битва? – молвили царедворцы, окружив Дария. – Это же пустяк по сравнению с той утратой, если – да не случится этого никогда! – царь персов вдруг погибнет от случайной стрелы или от удара копьем, нанесенного в сутолоке ближнего боя. С такой потерей не сравнится потеря всех боевых знамен, ибо персидский царь в известном смысле есть высшее знамя для всего персидского войска. Не может быть и речи, чтобы царь царей лично водил воинов в сражение. Ни в коем случае! Нет и нет!

Дарию пришлось силой расталкивать цеплявшихся за него придворных, кому-то он даже в кровь разбил лицо.

– А ты чего стоишь? Садись на коня! – рявкнул Дарий на Аспатина. И добавил, обращаясь к палачу: – Ты тоже садись верхом, друг мой. Ныне тебе придется потрудиться, клянусь Ахурами[75].

Палач и Аспатин не заставили себя долго ждать. Подле царской особы было немало взнузданных и покрытых чепраками скакунов на тот случай, если вдруг придется спасаться бегством самому властелину и всему его окружению.