Стоя на крепостной башне, Дарий оглядывал расстилавшуюся вокруг равнину.

Благодаря весенним дождям и щедрому солнцу даже на каменистой поверхности межгорья там и сям зеленели низкие травяные кустики. Ближе к реке, на возделанных участках земли, стремительно подымалась в рост пшеница. Ее медвяно пахнущие стебли с ярко-зелеными листьями полыхали от ветра. Едва успев отцвести, пшеница выбросила крупный колос. Нисайя недаром считалась житницей Мидии.

«Фравартиш не зря не уводит из Нисайи свои отряды, здесь ему легче прокормить войско, – думал Дарий. И он непременно станет сражаться за Нисайю – может быть, не здесь, так в другом месте. Хотя лучше бы здесь».

Дарий уже знал примерно, каким образом лучше выстроить свое войско перед битвой, с какой бы стороны ни появился враг.

Персидское войско встанет между Кундурушем и своим укрепленным станом, тем самым обеспечив себе прикрытие с флангов. Ежели противник появится из-за холмов с юго-востока, значит персы встанут спиной к реке. Коли восставшие станут нападать из-за реки с запада, тогда Дариево войско обратится спиной к холмам. Если Фравартиш двинет свои отряды с двух сторон сразу (может ведь случиться и такое), стало быть, и Дарию придется разделить свое войско надвое. Но в любом случае у Дария будет возможность для упреждающего маневра, так же как и возможность вовремя отойти в укрепленный лагерь. Либо он нанесет внезапный удар отборным отрядом пехоты, специально для этой цели укрытым за стенами Кундуруша.

Царь полагал, что он предусмотрел все.

Тянулись томительные дни ожидания…

Если во дворце в Пасаргадах или в обширных дворцовых покоях вавилонских царей Дарий был избавлен от необходимости каждый день видеть сборище придворных лизоблюдов, то в тесноте своего нынешнего жилища он был вынужден каждодневно лицезреть угодливые физиономии надоевших вельмож, выслушивать их льстивые бессмысленные речи. И только на ночь все оставляли его в покое в блаженном одиночестве, вот почему Дарий с таким нетерпением дожидался окончания дня. Он даже отказывался от услуг наложниц, дабы полнее насладиться отдохновением от своего опостылевшего окружения.

Дарий не раз укорял Аспатина: дескать, зачем за войском следует такая орава не пригодных для войны людей? К чему терпеть такую обузу во время трудных переходов? Не лучше ли отправить в Экбатаны всех этих евнухов, служанок, поваров, цирюльников, массажистов и предсказателей? Или оставить их здесь, в Кундуруше, не на поле же боя их тащить?

Аспатин возражал Дарию с мягкой понимающей улыбкой:

– Так всегда было. Где бы ни находился персидский царь, все его слуги и приближенные обязаны сопровождать его. Весь дворцовый этикет Кир Великий перенял от мидийских царей, а те, в свою очередь, все дворцовые церемонии от царей вавилонских. Кир полагал, что персидские цари ничуть не хуже царей Мидии и Вавилона.

– Но в боевых походах нужны только воины, конюхи, оружейники – и никого более! – продолжал настаивать Дарий. Аспатин же ни в какую не соглашался с царем.

И Дарию приходилось мириться с неизбежным тягостным присутствием толпы евнухов и слуг, которые до таких мелочей знали свои обязанности, что евнуху Багапату как главному церемонимейстеру порой было просто нечем заняться.

Однажды Дарий не выдержал и потребовал себе обычную одежду для верховой езды, в какой он ходил до того, как стать царем. Евнух, отвечавший за царский гардероб, впал в замешательство. Полагая, что царь собрался на охоту, евнух заявил, что уже вечереет и что это не самое лучшее время для охоты, да еще в Мидийских горах, где полно разбойников.

Возражения евнуха и его тон рассердили царя. Дарий накричал на него.

Вскоре Аспатин, прибежавший на шум, застал такую картину.

Дарий хлестал плеткой стоявшего на коленях евнуха и чего-то требовал от него, а тот, втянув голову в плечи, наотрез отказывался выполнить волю царя, ссылаясь на запрет Багапата.

– Кто здесь царь? – яростно выкрикивал Дарий. – Я или Багапат?

Аспатин схватил царя за руку.

– Что случилось, повелитель? Чем ты рассержен?

– Я хочу съездить в лагерь, повидать своих друзей, а этот… – Дарий пихнул евнуха ногой, – этот жук навозный не позволяет мне одеться для прогулки. Дело в том, что я хочу прибыть в походный стан один, без всяких телохранителей, без шума и пышной свиты.

– Зачем куда-то ехать на ночь глядя? – Аспатин недоуменно вскинул брови. – Повелитель, прикажи, и через час твои друзья будут здесь, у твоих ног. Вели послать за ними гонца.

Дарий помолчал, глядя на своего друга и помощника, ноздри его раздувались от бешенства.

– Аспатин, – медленно и веско проговорил он после краткой паузы, – ты так ничего не понял. Я не хочу унижать своих друзей, ведь мы вместе выросли. Я хочу отправиться к ним сам. Имею я на это право или нет?

– Но, повелитель, та пора, когда ты запросто общался со своими сверстниками, миновала, – осмелился возразить Аспатин. – Теперь ты – царь. И не можешь…

– Вот именно! – в ярости перебил его Дарий. – Я – царь, а не заложник тупого этикета! Аспатин, вели подать мне анаксириды[66] и куртку для верховой езды. Ты поедешь со мной!

Вскоре по узким кривым улочкам Кундуруша проехали два всадника на поджарых гнедых конях, одетые как простые воины из персидского племени мардов. Всадники были без копий и луков, лишь с акинаками у пояса. Да у одного из них за пояс был засунут небольшой топорик-чекан.

Стража у распахнутых ворот преградила всадникам путь.

– Кто такие? Куда направляетесь?