– Догоните его, – приказал Отана Дарию, Интаферну и Гобрию.

Остальные заговорщики во главе с Отаной стали разыскивать Гаумату. Артасира, как ненужную обузу, оставили стеречь тело Ардиманиша.

Трое заговорщиков, преследуя Смердиса, очутились на мужской половине дома. Им пришлось убить подвернувшегося под руку молодого евнуха, который пытался заслонить собою своего господина.

Смердис выпустил в своих преследователей еще две стрелы, успев ранить в ногу Гобрия и выбить Интаферну глаз.

Убегая, Смердис заскочил в небольшую темную комнату, где была дверь. Он хотел захлопнуть ее за собой, но Дарий и Гобрий не дали ему этого сделать. Выхватив свой острый кинжал, Гобрий бросился на самозванца. Смердис, отшвырнув ненужный лук, тоже схватился за кинжал. Они сцепились столь яростно, что, не удержавшись на ногах, свалились на пол и рыча продолжали бороться, нанося раны друг другу.

Дарий вбежал вслед за Гобрием и замер на месте с поднятым дротиком, глядя на два барахтающихся тела у своих ног. В полумраке было трудно различить, кто есть кто.

Гобрий, чувствуя, что Смердис одолевает его, крикнул Дарию: почему тот медлит и не наносит удар.

– Боюсь, как бы не поразить тебя, – взволнованно ответил Дарий.

– Рази нас двоих! – прохрипел Гобрий, ощутив у себя на шее железную хватку пальцев мага.

Взявши копье обеими руками, Дарий изо всех сил всадил его острое жало в мелькнувшую перед ним спину. Человек закричал от боли, это был Смердис. Дарий выдернул копье из человеческой плоти и ударил еще раз, уже более уверенно, целясь самозванцу прямо в сердце. Смердис охнул и затих.

– Ох, и силен же был мерзавец! – задыхаясь, проговорил Гобрий, с трудом выбираясь из-под мертвого тела. – Смерть уже дышала мне в лицо.

Дарий оттащил мертвеца поближе к свету и, перевернув на спину, невольно отшатнулся.

– Это же Бардия! – воскликнул он.

– Ощупай его уши, убедишься, что это не Бардия, – морщась от боли, сказал Гобрий.

Дарий потрогал голову мертвеца: одного уха действительно не было.

– Так и есть. Это Смердис.

Гобрий сидел на полу, зажимая ладонью кровоточащую рану на бедре.

Внезапно появился Интаферн, закрывая рукой левый глаз.

– Ну как вы, управились? – угрюмо спросил он, сердито пнув мертвого мага. – Оставил меня без глаза, негодяй!

– Давайте отрубим ему голову, – предложил Гобрий. Дарий вытащил из ножен меч, но Интаферн остановил его:

– Позволь мне.

Схватив мертвеца за волосы, Интаферн с хищным выраженьем на лице резким ударом акинака отделил голову Смердиса от тела и передал ее Дарию.

Затем, вытирая окровавленный акинак об одежду убитого, Интаферн обратился к Гобрию:

– Сам сможешь идти?

– Боюсь, что нет, – признался тот.

Интаферн помог Гобрию добраться до комнаты с очагом. Дарий отыскал в нише старый плащ и завернул в него отрубленную голову.

Через несколько минут появились остальные заговорщики. Отана нес голову Гауматы. Шедшие следом Гидарн и Мегабиз оба были в крови. Один был ранен копьем в плечо, у другого насквозь была пробита ладонь, которой он заслонялся от удара кинжалом.

– Дело сделано, друзья, – радостно произнес Отана. – Теперь можно уносить ноги.

Обратный путь через подземный ход заговорщики проделали с еще большим трудом, поскольку им пришлось тащить на себе мертвого Ардиманиша. Вдобавок их обременяли отрубленные головы и тяжелораненый Гобрий, передвигавшийся еле-еле. Наконец, выбравшись из подземелья, все в поту и крови, совершенно обессиленные, они упали под дубами на прошлогоднюю листву.

Луна спряталась за горами; ночь истекала.

Условным свистом Отана подозвал своего конюха, и тот привел лошадей. Конюх оказался сведущим во врачевании, перевязал раны Гидарну и Мегабизу, остановил кровотечение у Гобрия.

Рассвет застал заговорщиков уже за перевалом.

Был месяц багаядиш[51], 522 год до н.э.

Полагая, что, убив магов-самозванцев, заговорщики свершили благодеяние во славу Ахеменидов и Персидской державы, были неприятно удивлены тем приемом, какой устроила им персидская знать. Головы магов, выставленные на всеобщее обозрение в тронном зале дворца, вызвали у многих персов немало споров и кпивотолков. Если мертвая голова Гауматы ни у кого не вызывала сомнений в том, что это именно он, то голову Смердиса не только знать, но и простолюдины считали головой Бардии. Признаки, что отличали самозванца от истинного царя, остались на теле Смердиса, да и то могли служить неопровержимым доказательством лишь для обитательниц гарема. Для большинства людей, видевших «царя» всегда в одежде и на расстоянии, Смердис оставался Бардией, будь он живой или мертвый.