Уже облаченный в одежды «царь» вновь приблизился к ложу, на котором полулежала обнаженная Фейдима, чтобы запечатлеть у нее на устах прощальный поцелуй. Ее странный пристальный взгляд слегка смутил его.

– Что-то не так? – спросил Смердис, поправляя свою прическу.

– Все прекрасно! – с улыбкой промолвила наложница. Она подставила царю для поцелуя алые сочные губы и ласково провела по щеке Смердиса своими тонкими пальцами.

Усыпленный этой прощальной улыбкой и нежным прикосновением, Смердис удалился, не ведая, что судьба его уже решена.

В Экбатанах жила родная тетка Фейдимы, с которой ей разрешалось изредка встречаться в пределах дворца. Именно на этом Атосса и построила свой замысел. Встретившись с теткой, Фейдима попросила ее передать устное послание своему отцу, который находился в Сузах. Суть послания заключалась в том, что персы, сами того не ведая, потеряли трон Ахеменидов, а во главе Персидской державы ныне стоят два мага-самозванца, убийцы царя Бардии.

Месяц харапашия[42] только начался.

Старый Арсам теперь жил в Пасаргадах, ибо должность царского судьи вынуждала его каждодневно разбирать тяжбы, с которыми шли сюда люди со всей Персиды. Арсам был справедлив, и это было всем известно. Угроз он не боялся, поскольку пользовался любовью простого народа, в каждом городе и селении Персиды у Арсама были защитники и почитатели. Пытаться подкупить Арсама значило нажить себе непримиримого врага. На это тем более никто не отваживался.

Фрашаракой[43] в Пасаргадах был лучший друг Арсама, а градоначальником – брат жены, тоже известный своей неподкупностью. Эта троица честно и беспристрастно выполняла царский указ о привлечении к суду всех взяточников и притеснителей, какими бы знатными те ни были. На судебные процессы, которые обычно проводились на площади под открытым небом, собирались толпы горожан и сельского люда, дабы поглазеть и позлорадствовать над тем, как потащат в темницу того или иного вельможу.

Арсам, признававший в мужчинах, – а в мужчинах-персах особенно! – только самые прекрасные душевные качества, люто ненавидел стяжателей, воров и притеснителей слабых. Приговоры его были суровы. Если Арсам приговаривал кого-то к штрафу, то к такому огромному, что судебные исполнители обирали приговоренного до нитки. Лжесвидетелей Арсам неизменно приговаривал к испытанию огнем, говоря при этом, что лжецов должны судить боги, а не люди. При этом слуги Арсама выкладывали столь длинные и высокие поленницы из сухих дров, что ни одному обвиняемому не удавалось выбраться живым из яростного пламени. Столь же беспощаден был Арсам к нарушителям договоров, их подвергали водной ордалии. Арсам сам пускал стрелу из лука и посылал за нею столь нерасторопного бегуна, что приговоренный, которого в это время держали под водой, был обречен на смерть[44].

Тех, кто был обвинен в изнасиловании свободных женщин, Арсам без долгих разговоров отдавал палачу, и их превращали в евнухов.

В те дни немало знатных мужей скрывалось в горах и безводных пустынях, предпочитая терпеть лишения, лишь бы не угодить под суд к Арсаму. Беглецов разыскивали конные отряды воинов-тифтаев[45], которые подчинялись гаушаке[46] .

В Персиде гаушакой был Вахьяздата. Этого военачальника Бардия заприметил во время похода в Египет и приблизил к себе.

Вахьяздата проявлял столько рвения, рыская по следам бывших царских чиновников, скрывающихся от правосудия, что пользовался не меньшей популярностью, чем Арсам.

Одним из отрядов воинов-тифтаев командовал Дарий, сын Гистаспа.

На этом настоял старый Арсам, не позволивший Гистаспу забрать старшего сына в свою сатрапию. Он заявил, что служить Справедливости лучше делом, нежели словом.

Персидская знать недолюбливала тифтаев, которых обычно набирали из полудиких кочевых племен. Иные из знатных персов предпочитали покончить с собой, лишь бы не даться в руки тифтаям. Гистаспа возмущало, что его старший сын будет предводительствовать людьми, чьи обязанности вызывают презрение у знати. Однако противиться воле отца Гистасп не мог, поэтому он отправился в свою сатрапию без Дария, зато забрал с собою младших сыновей.

От Арсама не укрылось, что Дарий не в восторге от своего назначения, и сказал внуку так:

– В стародавние времена персидские цари не брезговали сами собирать сухой коровий помет, чтобы разжечь огонь в очаге. Корова и пламя костра сотворены Ахурамаздой, разве может быть нечистым творение бога? Первый человек тоже был творением Ахурамазды. Уксиев или коссеев можно презирать за их дикие нравы, но не тех из них, кто служит Справедливости, преследуя негодяев, позабывших всякое понятие о совести и чести. Образно говоря, тифтаи – это сухой коровий помет. А Справедливость – это огонь, которому они служат.

– Дед, тебе бы жрецом быть, – заметил на это Дарий, – либо царем в царстве праведников.

– Царство праведников пребудет на Земле, когда ниспосланный добрыми богами Саошьянт[47] поведет все народы на последнюю решительную битву с силами зла, – промолвил Арсам, глядя на внука голубыми проницательными глазами, в которых светилась вера в сказанное им. – Это случится не скоро, ибо как гниющий труп полон червей и смрада, так и существующий мир испоганен семенами порока. Творя суд над ворами и насильниками, мы сражаемся с самим Ангро-Манью, который заманивает всех заблудших в свои черные сети. Только каждодневным служением Справедливости, все вместе и каждый в отдельности, мы приближаем эру Визаришн[48]. Помни об этом всегда, Дарий.

Вахьяздата был всего на четыре года старше Дария, зато далеко уступал ему знатностью. Никто из предков Вахьяздаты не занимал высоких должностей в государстве, тем более не состоял в царской свите. Взлет молодого и честолюбивого Вахьяздаты, который до назначения гаушакой был простым сотником в войске, необычайно прославил его в родном городе Тарава, что находится в Кармании. Среди помощников Вахьяздаты было немало его земляков, постоянно досаждавших ему своими просьбами.