от лица отлила кровь, а черно-синяя мгла растворилась в воздухе – она всегда так исчезала, совершенно бесследно, Марьяне никогда не удавалось проследить, куда она девалась и откуда ее потом ждать, с какого края света. Санькины брови сошлись возмущенным уголком, рот плаксиво искривился – палец-целитель, конечно, болел. Стиснув зубы, чтобы не заплакать от жалости, Марьяна взяла его на руки: теперь льняная голова привычно скатилась на ее плечо. Санька вздохнул, засопел ровно, протяжно…

– Его нужно помыть, – властно сказала Марьяна, поворачиваясь к Абделю, который смотрел на нее, вытаращив глаза. – Ты что, русского языка не понимаешь? Ах, вот же черт! – спохватившись, она повторила все по-английски, но выражение лица Абделя не изменилось.

– Чего уставился? – вызверилась Надежда, вмиг обретая душевное равновесие. – А чтоб тебе на нос – понос, на задницу – насморк! Плюнь ты на эту черную образину, пойдем, покажу, где ванная.

Это уже было явно адресовано Марьяне.

– У нас зиндан со всеми удобствами, – невесело пошутила Надежда, препровождая ее в роскошную ванную: сплошь розовый мрамор и мельхиор там, где в нормальных домах кафель и никель или хром. А может, это и вовсе было серебро!.. В санузле, достойном голливудской дивы, имелся только один недостаток: в нем отсутствовало даже самое маленькое окошко.

Надежда, перехватив разочарованный взгляд Марьяны, кивнула, злобно оскалясь:

– Хоть сквозь канализацию просочись! А под окном в комнате хари черномазые торчат. И рожи самые отчаянные. Но добралась бы я до них… ох, как добралась бы!

Она с таким ожесточением принялась мылить и тереть описанные Санькины шорты, словно это была шея одной из харь (или рож), до которой Надежде все-таки удалось добраться.

– Ты представляешь, где мы находимся? – быстро спросила Марьяна, стараясь удержаться от заразительного ожесточения, обмывая под душем подопревшую Санькину попку.

– Едва-едва, – отозвалась Надежда. – Нас вырубили газовой гранатой, так что очухались, когда уже к воротам этой хавиры подъехали. Вдобавок нам всем завязали глаза. Но пара-тройка мыслей все-таки имеется. Мне приходилось бывать в Херсоне, там степи все сплошь в курганах. На этих курганах отзвуки шагов по земле слышатся необычайно гулко. Здесь, я заметила, звук такой же.

– Откуда же в центре пустыни курганы? – удивилась Марьяна, осторожно оборачивая Саньку мягким розовым, с серебристой нитью полотенцем.

– А где ты видела пустыню? – в свою очередь удивилась Надежда, принимаясь выкручивать шорты.

– Привет! Меня везли сюда часа три, самое малое! Понятно, что вокруг должна быть голая пустыня.

– Ну да, а это – живописный оазис! – ядовито отозвалась Надежда. – Или вовсе мираж. В том-то и дело, что мираж. Возить-то можно хоть до скончания бензина – скажем, по кольцевой, вокруг Каира. Помнишь, как в Абудабии на сафари ездили?

Абудабией Надежда называла все Объединенные Арабские Эмираты, хотя отдыхали они (перед приездом в Египет) совсем не в Абу-Даби, а в Шардже. Однажды Виктор заказал для своей семьи экзотическое развлечение – поездку на сафари. Подъехали два сверкающих белизной джипа (в Эмиратах все машины новехонькие, не старше двух лет, и по большинству белоснежные) с развеселыми неграми за рулем – и ринулись в пустыню, оказавшуюся в часе пути. А потом еще час машины скакали по барханам, то вставая на дыбы, то зарываясь в песок носом, то юзом съезжая, лишь чудом не сваливаясь, по крутому, осыпающемуся склону песчаного холма, то заваливаясь на бок и выходя из виража на одном колесе… Поездочка была еще та. Марьяну укачало уже через двадцать минут, и только отличные кондиционеры да стыд перед хохочущим от восторга Санькой не давали ей скиснуть.

Потом, уже глубокой ночью, после наперченного ужина в настоящем караван-сарае, катания на меланхоличном верблюде и созерцания непременного танца довольно тощего живота, они вновь погрузились в джипы… и оказались в отеле через полчаса. Непроезжая дорога, глухая пустыня – это все оказалось дорогостоящей липой для туристов.

Марьяна так и ахнула. Ну конечно! И тут – липа! Она же видела, выйдя из машины, зарево большого города на горизонте. А курганы? И впрямь вокруг Каира полно таких странных гулких холмов. Неужели Абдель и Салех просто гоняли по кругу, чтобы заморочить голову пленнице? И это им вполне удалось – особенно если учесть, в каком та была состоянии.

– Очевидно, этот Рэнд – очень состоятельный человек, – сказала она. – Я слышала лай множества собак! Наверное, тут по периметру через каждый шаг охранник с собакой.

– Я тоже так подумала, – кивнула Надежда, развешивая шорты на серебряно сверкающей трубе отопления. – Сначала. А потом прислушалась и поняла, что лай доносится не со всех сторон, а только с одной. И это значит – что?

– А что? – Марьяна замерла, тихонько баюкая Саньку. Он даже не проснулся, даже звука не издал во время мытья. Да, сейчас рядом с ним хоть в барабан грохочи, хоть в трубу труби: будет спать чуть ли не сутки.

– Как это – что? – удивилась ее тупоумию Надежда. – Значит, все собаки содержатся в одном месте! То есть…

Она снова многозначительно примолкла, но Марьяне сейчас было не до «Угадайки».

– Да говори ты скорее, – едва ли не рявкнула она. – Сейчас нас погонят отсюда!

И как в воду глядела. Надежда рта не успела открыть, как в дверь просунулась круглая голова Абделя.

– Извините, – сказал он, вопросительно поглядывая на Марьяну. – Но у меня приказ… Не могли бы вы уже выйти?

– Hе могли бы! – отрезала Марьяна, осторожно передавая Саньку Надежде. – Уложи его попросторнее. А мне помыться надо – умираю!

Для Абделя она повторила все по-английски – и даже сама была изумлена угодливой торопливостью, с которой он заработал своей жирной, складчатой шеей, согласно кивая. Что же говорить о Надежде?