потому что не следила за дорогой. Все ее рассказы будут восприняты как клевета и выдумка чистейшей воды. Конечно, Павел – а он, можно не сомневаться, голова этой затеи – не зря в органах работал, поднаторел. И все предусмотрел.
Алена тяжело всхлипнула, отерла глаза.
Можно представить, на что сейчас похоже ее лицо с растекшейся тушью. На лицо трубочиста! В трамвай сядет – люди испугаются.
Может, не стоит? Отсюда пешком до ее дома около часа. Ничего, не умрет. Дойдет как-нибудь.
Да, лучше пойти пешком, чтобы вернуться усталой до полусмерти, сразу упасть в постель и заснуть, заснуть, ни о чем не думая, не вспоминая – ни запах бензина, заполняющий ноздри и горло, ни шум ночного ветра, ни слезы о невозвратном и невозможном. Ни имени его – последнего в жизни…
Ты одна. Ты, как всегда, одна. Ничего, ты к этому привыкла. Ты любишь свое одиночество.
Иди сейчас, насладись им, излечись им. Другого лекарства все равно нет…
Алена тяжело поднялась и, бросив прощальный взгляд на дом Игоря, побрела по дороге прочь. Она как раз проходила мимо остановки, когда подлетел очередной трамвай.
Вошла в вагон и села на свободное место. Нашарила в кармане мелочь, взяла билет. И если кому-то из немногочисленных пассажиров или, к примеру, кондуктору чем-то не понравилось ее лицо, то это были их, пассажиров и кондуктора, личные трудности.
Ей показалось так странно дома! Немытая чашка из-под кофе в раковине, бумажка, упавшая с письменного стола, какие-то обрывки в мусорной корзинке, халат, небрежно брошенный на кровать… Алена машинально навела порядок, думая только об одном: эти остатки кофе заплесневели бы, вещи покрылись бы пылью, цветы окончательно засохли бы, пока она там, в гараже…
Полила цветы. Сердце все время трепыхалось в горле, полегче стало только после того, как постояла под горячим душем.
Легла, свернулась клубком, уткнулась подбородком в колени. Теперь нужно попытаться заснуть – во что бы то ни стало.
Сна ни в одном глазу.
Может, выпить чего-нибудь?
При одной только мысли об этом желудок свело судорогой отвращения и зазвенело в ушах. Да как громко, прерывисто!
Нет, не в ушах. Это звонок в дверь.
Что такое? Кто мог… в такое время?
Сигнализацию она отключила, как только пришла, Алена отчетливо помнила. Значит, сейчас к ней не может рваться дежурная группа отдела охраны, прибывшая по тревоге. В любом случае они сначала звонят по телефону, проверяют, дома ли хозяйка-растяпа, забывшая позвонить на пульт.
Может быть, Алексей приехал?
Зачем бы?
Снова звонок в дверь.
Подошла:
– Кто там?
Тишина.
– Кто там?!
Нет ответа.
Алена коснулась маленькой створки, которая прикрывала глазок, хотела отодвинуть ее, посмотреть, но тотчас отдернула руку. Кадр из какого-то фильма: человек смотрит в глазок, а из коридора ему стреляют прямо в глаз.
Да, после того, что пришлось испытать сегодня, от жизни можно всего ожидать!
– Кто там…
Вот таким же тихим, шелестящим, бумажным голосом она говорила в машине, в гараже.
И вдруг ее осенило: да ведь
Снова звонок – так и хлестанул по нервам!
Алена отпрянула, кинулась к сумке, достала мобильник. Муравьев, Муравьев… Вот он. Сейчас она ему расскажет все: и про гараж, и про «Опель», и про звонки в свою дверь! Пусть сам разбирается со своим мстительным «заместителем»!
Набрала номер.
«Абонент не отвечает или временно недоступен», – вежливо и категорично сообщили ей.
Алена посмотрела на часы. Господи, так ведь уже полночь на дворе… Лев Иванович, конечно, спит. Хотя странно, что у начальника следственного отдела городского УВД может быть выключен мобильный телефон. А вдруг что-то этакое, невероятное, случится? А впрочем, у него наверняка есть другое средство связи для всяких пожарных случаев. А этот номер – для светской, так сказать, жизни. Для всяких надоедливых писательниц, которых он втравливает в разрешение неразрешимых загадок или подвергает смертельной опасности.
