подчеркнуть или вычеркнуть, кому как хочется). В подвале этой хрущобы и погибла Лариса. А спустя год ее семейство значительно улучшило свои жилищные условия.

Конечно, всякий человек, умеющий мыслить логически, какой вывод сделал бы? Что после Ларисы остались огромные деньги, которые прежде она почему-то от семьи таила. И коли мужу светило такое огромное наследство, то, вполне возможно, не столь уж безосновательны были подозрения ушлого следователя с немецкой фамилией, герра Бергера, который тщательно пытался пришить Алексею Стахееву мокрое дельце…

Пожалуй, Алена с ее подозрительностью и общей мизантропией так бы и решила, если бы от своей подруги Инны Тюлениной, нижегородской адвокатессы, которую просила разведать все, что можно, о своем женихе (в том числе, кстати, и день его рождения!), не узнала совершенно точно: нет, Алексей не получил наследства после смерти Ларисы. Просто так уж сошлись обстоятельства, что его маленькая фирма по ремонту компьютеров и радиотехники, доселе дышавшая на ладан, вдруг ожила. Правда, ожила она не в руках Стахеева, который, судя по всему, был никудышным бизнесменом, а в руках нового владельца, которому Алексей ее очень удачно продал (правильнее будет сказать – впарил, потому что сделка поначалу казалась совершенно безнадежной), оговорив себе не только кругленькую сумму, но и проценты с будущих прибылей, которые (дело, повторимся, расцвело в умелых руках) сделались весьма значительным, что позволило Алексею превратиться в этакого рантье и жить в свое удовольствие.

Вот только о жизни жениха Алена ничего особенного не смогла узнать. Ну, молодая любовница… ну, вздорная по характеру дочка… И все же ничего необыкновенного. А между тем человек вдруг начал неконтролируемо сходить с ума. Почему? Это как раз и предстояло узнать нашей доморощенной следовательнице.

– Странно, – сказал между тем Алексей, поднимая голову и глядя на окна. – У меня почему-то темно. Галина с Ванькой толкутся на кухне, что ли? Кухня и моя комната, – пояснил он, – окнами на противоположную сторону выходят. Ну, сейчас все выяснится. Итак, с Богом! Пошли, рискнем?

– Рискнем, – сказала Алена с какой-то незнакомой ей прежде, залихватской интонацией.

«Страшно мне, что ли? – спросила она себя. – Ничего, это ведь игра! А представляешь, как бы ты тряслась, если бы все было в натуре? И хорошо, что сейчас не в натуре, правда? Конечно, хорошо!»

– Дико волнуюсь, – пробормотал Алексей. – Могу себе представить, как бы я трясся, если бы это была не игра, а все происходило по-настоящему!

Алена от такого точного озвучивания своих мыслей споткнулась, и Алексей подхватил ее, поддержав под руку. Повернул к себе.

– Может, поцелуемся для храбрости? – сказал внезапно, и Алена, донельзя изумленная, почувствовала его губы на свои губах.

У нее просто-таки ноги подкосились от изумления!

Неужели влечение между ними имеет-таки место быть? Во что может вылиться поцелуй при исполнении служебных обязанностей? И нужно ли доводить дело до такой короткости в отношениях партнеров по расследованию?

– Здравствуйте, Алексей Михайлович! – раздался рядом жизнерадостный мужской голос, и Алена так и не получила ответа на свои вопросы.

– Здравствуйте, Николай Дмитриевич, – чрезвычайно любезно ответил Алексей, отрываясь от нее и глядя куда-то вниз.

Ну и Алене тоже пришлось изрядно опустить глаза, чтобы разглядеть человека, который столь бесцеремонно прервал их наметившийся было интим. Он оказался, бедолага, чрезвычайно мал ростом, тщедушен и изморщинен жизнью, словно старая, смятая газета, так что его хотелось назвать не человеком, а человечком. Вообще он был похож на гнома. Впрочем, выражение лица у гнома было весьма жизнерадостное, да и одет он оказался вовсе не в короткие бархатные штаны, куцую жилетку и колпачок с кисточкой, а в элегантную куртку и вполне комильфотные джинсики.

– Я вот уже который день забываю фолиант ваш вернуть, Алексей Михайлович, – сказал гном в джинсах и, открыв сумку, висевшую на его плече, достал оттуда и с полупоклоном вручил Алексею довольно толстую, увесистую книгу, по виду вполне достойную названия фолианта. – Огромное спасибо, Алексей Михайлович! Получил живейшее наслаждение! Прочел не отрываясь, словно какой-нибудь детектив!

При слове «детектив» (вспомним, кто была наша героиня по профессии) Алена насторожилась и изловчилась взглянуть на обложку. Ну, ребята… Она ожидала всего, что угодно, только не того, что увидела! Гном держал – ни больше ни меньше! – книгу академика Бориса Рыбакова «Язычество древних славян». Слов нет, сравнить эту книгу с детективом мог только интеллектуальный извращенец… Вот, скажем, произведение академика Валерия Яковлевича Проппа «Исторические корни волшебной сказки» и впрямь читается легко, на одном дыхании, словно авантюрный роман. Однако труд Рыбакова был весом в прямом и переносном смысле и заслуживал всяческого восхищения. Как, впрочем, и человек, его осиливший.

– Вы славист? Лингвист? Филолог? – выпалила Алена.

Николай Дмитриевич меленько (ну а как еще, при его-то параметрах?) расхохотался:

– Нет, прелесть моя, я гистолог. Но хорошие книги – моя страсть. Осилил академика Рыбакова и запереживал было, что читать теперь нечего. Но случайно навестил нашего рентгенолога (а он, знаете ли, интеллектуал, всегда со всеми новинками знаком), увидал на его столе книжку и немедля ее изъял – на время, конечно. Взгляните!

И из той же сумки, где только что обретался досточтимый академик Борис Александрович, он с детской радостью извлек розоватую книжку карманного формата в картонном переплете. Алена мгновенно узнала ее, лишь только увидела картинку: стройная женская ножка в сетчатом чулочке, со стилетом за широкой черной подвязкой.

– Что такое? – с некоторой долей брезгливости в голосе пробормотал Алексей, вчитываясь в надпись: «Федерико Андахази. Танцующий с тенью».

– Говорят, бестселлер, – простодушно пояснил Николай Дмитриевич. – Про какого-то модного певца.

Книга была про Гарделя, от музыки и песен которого Алена, как принято выражаться, фанатела так же, как от аргентинского танго вообще. Книга была также про аргентинское танго, про любовь, смерть, страсть… – обворожительный роман-мюзикл, пылкий такой и незамысловатый, тронувший Алену куда