ветрах в данной местности и указать, где находится море.
При входе в залив Владимира с левой стороны ниже мыса Орехова можно видеть какую-то торчащую из воды бесформенную массу. Это крейсер «Изумруд», выскочивший на мель и взорвавший себя в 1905 году. Грустно смотреть на эту развалину. Что можно было, то с «Изумруда» сняли, перевезли в пост Ольги и отправили во Владивосток, остальное разграбили хунхузы.
На берегах залива мы нашли несколько промысловых фанз. По кучам около них можно было сказать, чем занимались их обитатели. В одном месте было навалено много створок большого гребешка.
Некоторые кучи уже покрылись слоем земли и обросли травой. Это были своего рода маленькие «киекенмединги». Китайцы берут у моллюсков только одни мускулы, соединяющие створки раковин, и в сухом виде отправляют их в город. В Китае этот продукт ценится очень дорого, как лакомство.
Около другой фанзочки были нагромождены груды панцирей крабов, высохших и покрасневших на солнце. Тут же на циновках сушилось мясо, взятое из ног и клешней животных.
Следующая фанзочка принадлежала капустоловам, а рядом с ней тянулись навесы из травы, под которыми сушилась морская капуста. Здесь было много народа. Одни китайцы особыми крючьями доставали ее со дна моря, другие сушили капусту на солнце, наблюдая за тем, чтобы она высохла ровно настолько, чтобы не стать ломкой и не утратить своего зеленовато-бурого цвета. Наконец третья группа китайцев была занята увязыванием капусты в пучки и укладкой ее под навесы.
Идя вдоль берега моря, я издали видел, как у противоположного берега в полосе мелководья, по колено в воде, с шестами в руках бродили китайцы. Они были так заняты своим делом, что заметили нас только тогда, когда мы подошли к ним вплотную. Раздетые до пояса и в штанах, засученных по колено, китайцы осторожно двигались в воде и что-то высматривали на дне моря. Иногда они останавливались, тихонько опускали в воду свои палки и что-то высматривали на берегу. Это оказался съедобный ракушник. Палки, которыми работали китайцы, имели с одной стороны небольшую сеточку в виде ковшика, а с другой – железный крючок. Увидев двухстворчатку, манза отрывал ее багром от камней, а затем вынимал сеточкой. Китайцы на берегу сейчас же опускали их в котел с горячей водой. Умирая, моллюски раскрывали раковины. При помощи ножей вынималось их содержимое и заготовлялось впрок продолжительным кипячением.
Китайцы далеко разбрелись по берегу по одному и по два человека. Я сел на камни и стал смотреть в море. Вдруг слева от меня раздались какие-то крики. Я повернулся в ту сторону и увидел, что в воде происходила борьба. Китайцы старались палками выбросить какое-то животное на берег, наступали на него, в то же время боялись его и не хотели упустить. Я побежал туда. Животное, с которым боролись китайцы, оказалось большим осьминогом. Своими сильными щупальцами он цеплялся за камни, иногда махал ими по воздуху, затем вдруг стремительно бросался в одну какую-нибудь сторону с намерением прорваться к открытому морю. В это время на помощь прибежало еще 3 китайца.
Огромный осьминог был настолько близок к берегу, что я мог его хорошо рассмотреть. Я затрудняюсь сказать, какого он был цвета. Окраска его постоянно менялась: то она была синеватая, то ярко-зеленая и далее желтоватая. Чем ближе китайцы подвигали моллюска на мель, тем беспомощнее он становился. Наконец манзы вытащили его на берег. Это был огромный мешок с головой, от которой отходили длинные щупальца, унизанные множеством присосков. Когда он подымал кверху сразу 2–3 из них, можно было видеть его большой, черный клюв. Иногда этот клюв сильно выдвигался вперед, иногда совсем втягивался внутрь, и на месте его оставалось только небольшое отверстие. Особенно интересны были его глаза. Трудно найти другое животное, у которого глаза так напоминали бы человеческие.
Мало-помалу движения осьминога становились медленнее; по телу его начали пробегать судороги, окраска стала блекнуть, и наружу все больше и больше стал выступать один общий буро-красный цвет.
Наконец животное успокоилось настолько, что явилась возможность подойти к нему без опаски. Я смерил его. Этот представитель головоногих был чрезвычайно больших размеров. Мешок с внутренностями был длиной 0,8 м. Турбинный аппарат, при помощи которого движется животное, находился впереди, около головы, немного сбоку. Голова моллюска имела большие размеры в ширину, чем в длину, и равнялась 28 см. Роговой клюв, донельзя напоминающий клюв попугая, был 9 см по наружной кривизне и 5 см, если мерить его сбоку. Щупальца осьминога были 1,4 м длины и толщиной около головы 12 см в окружности. Пневматические присоски, которыми была усеяна вся внутренняя сторона щупалец, около головы имели размеры трехкопеечной монеты, а на конце – величиной с серебряный пятачок.
Этот интересный экземпляр осьминога был достоин помещения в любой музей, но у меня не было подходящей посуды и достаточного количества формалина, поэтому пришлось ограничиться только куском ноги. Этот обрезок я положил в одну банку с раковинами раков-отшельников. Вечером, когда я стал разбирать содержимое банки, то, к своему удивлению, не нашел 2 раковин. Оказалось, что они были глубоко засосаны обрезком ноги спрута. Значит, присоски ее действовали некоторое время и после того, как она была отрезана и положена в банку с формалином.
Осмотр морских промыслов китайцев и охота за осьминогом заняли почти целый день. Незаметно подошли сумерки, и пора было подумать о биваке. Я хотел было идти назад и разыскивать бивак, но узнал, что люди мои расположились около устья реки Хулуая.
Вечером китайцы угощали меня мясом осьминога. Они варили его в котле с морской водой. На вид оно было белое, на ощупь упругое и вкусом несколько напоминало белые грибы.
Следующий день был посвящен осмотру Хулуая. Река эта длиной в 20 км. Она течет в меридиональном направлении и впадает в залив Владимира с северной стороны. Около устья долина Хулуая сужена, но выше она расширяется. Высоты с правой стороны имеют резко выраженный горный характер. Большинство их покрыто осыпями. С левой тянутся широкие террасы, которые дальше от реки переходят в увалы, покрытые редколесьем из липы, дуба и даурской березы. С этой стороны в Хулуай впадает несколько ключей, которые во время дождей выносят в долину много мусора и засоряют участки плодородной земли.
Из притоков Хулуая наибольшего внимания заслуживает Тихий ключ, впадающий с правой стороны. По этому ключу идет тропа на Арзамасовку. Ключ этот вполне оправдывает свое название. В нем всегда царит тишина, свойственная местам болотистым. Растительность по долине мелкорослая, редкая и состоит главным образом из белой березы и кустарниковой ольхи. Первые разбросаны по всей долине в одиночку и небольшими группами, вторые образуют частые насаждения по берегам реки.
Ориентировочным пунктом может служить здесь высокая скалистая сопка, называемая старожилами- крестьянами Петуший гребень. Гора эта входит в состав водораздела между реками Тапоузой и Хулуаем. Подъем на перевал в истоках Хулуая длинный и пологий, но спуск к Тапоузе крутой. Кроме этой сопки, есть еще другая гора – Зарод; в ней находится Макрушинская пещера – самая большая, самая интересная и до сих пор еще не прослеженная до конца.
Вход в пещеру имеет треугольную форму и расположен довольно высоко над землей (40–50 м).
Сначала исследователь попадает в первый зал, длиной 35–40 м и высотой до 30 м. В конце его находится глубокий колодец. Надо повернуть влево, в нишу; в ней есть длинный проход, имеющий подъем и спуск. На вершине подъема проход суживается между двумя сталагмитовыми столбами. Далее приходится продвигаться ползком. Этот проход длиной до 50 м, после чего исследователь вступает в широкий коридор, который приводит его во второй зал снежной белизны. Он небольшой, но очень красивый. Отсюда опять через узкий коридор можно попасть в третий зал, самый величественный. Он гораздо больше первых двух, взятых вместе. Здесь сталактиты и сталагмиты образовали роскошные колоннады. Всюду по стенам слои натечной извести, производящие впечатление застывших водопадов.
Кое-где местами, в котловинах, собралась вода, столь чистая и прозрачная, что исследователь замечает ее только тогда, когда попадает в нее ногой. Тут опять есть очень глубокий колодец и боковые ходы. В этом большом зале наблюдателя невольно поражают удивительные акустические эффекты – на каждое громкое слово отвечает стоголосое эхо, а при падении камня в колодец поднимается грохот, словно пушечная пальба: кажется, будто происходят обвалы и рушатся своды.
В 5 км от устья долина расширяется и становится удобной для заселения. Здесь расположились китайские земледельческие фанзы. Их немного – всего только 5. Ближайшая к морю называется Сяочинза.
Целый день я бродил по горам и к вечеру вышел к этой фанзе. В сумерки один из казаков убил кабана. Мяса у нас было много, и потому мы поделились с китайцами. В ответ на это хозяин фанзы принес нам овощей и свежего картофеля. Он предлагал мне свою постель, но, опасаясь блох, которых всегда очень много в китайских жилищах, я предпочел остаться на открытом воздухе.
