— Ладно, Джонни. Давай.
Усевшись на свое место, он попробовал ручки, педали, уперся в спинку сиденья.
— Хоть бы подушка была. Спинка слишком далеко, я быстро устану.
Жерар вылез из кабины, оставив дверцу открытой, чтобы лишний раз не хлопать. Вернувшись, он увидел, что Джонни до колен засучил брюки и распахнул рубашку. По его вискам уже струился пот. Только эти сверкающие струйки и выделялись на лице. Отвратительное зрелище: он потел от страха.
По автомобильным часам оставалось три минуты. В лагере вновь воцарилась тишина. Казалось, все притаились и к чему-то прислушиваются. Для тех, кто уезжал, ожидание становилось невыносимым. Шум первого грузовика давно уже затих. Его и не будет слышно, если только не…
Одна минута. Джонни протягивает руку к щитку и нажимает на черную эбонитовую кнопку. Стартер пронзительно зажужжал, но мотор даже не чихнул. Жерар уселся поудобнее и вытянул ноги: он ждал отправления, чтобы закрыть дверцу.
— Подкачай немного, будет лучше. Ну, давай, старик, пора.
Джонни безумно долго снимал ногу с педали. Мотор работал чуть слышно на холостом ходу: с пятискоростной коробкой можно было не опасаться, что он заглохнет: главное — резко не газовать! Грузовик двинулся удивительно мягко, будто спальный вагон международного класса. Они тронулись как раз в тот момент, когда О’Брайен открыл было рот, чтобы разрешить отправление. Ирландец вскочил на подножку и положил руку на плечо Жерару:
— Держитесь крепче, ребята. Желаю удачи.
Он исчез в ночи. И впереди красного грузовика не осталось ничего, кроме двух узких полос, выхватываемых фарами из моря темноты.
Они проехали мимо «Корсарио». Все завсегдатаи, кроме струсивших, были там. Шестеро или семеро стояли перед домом, остальные высунулись в окна. Кто-то крикнул:
— Удачи вам, ребята!
— Да, да, удачи, — подхватили остальные. Первым крикнул Смерлов.
От хрусты отделилась Линда. Ни секунды не колеблясь, она подошла прямо к правой дверце, где сидел ее Жерар, зашагала рядом:
— Жерар, я не хотела, Жерар…
Он не ответил, едва удостоил ее взглядом. По правде говоря, она его раздражала.
— Я не хотела, чтобы ты ехал, Жерар, но теперь, раз ты едешь, заклинаю тебя, возвращайся! Я буду молиться пресвятой деве, пусть она тебе поможет. Я люблю тебя, Жерар.
Она шла теперь совсем рядом с машиной, глядя снизу вверх на темный профиль, на это лицо, которое она так любила и которое сейчас едва различала.
— Не слишком доверяй Джонни, — шептала она. — Он не такой, как ты.
Грузовик набирал скорость, и индианка едва поспевала за ним.
— Довольно, Линда, уходи.
— Благослови тебя бог, Жерар.
— До скорого!
— Благослови тебя бог, — крикнула она еще раз.
И она повторяла про себя эти слова, пока не вернулась в «Корсарио».
Сразу же за городом грузовик «КБ-7» начал взбираться на плато Зулеко. Он не был перегружен, и на этом участке не предвиделось особых каверз. Почувствовав под колесами ровную дорогу, Джонни стал понемногу приходить в себя.
— Кофе!
Жерар отвинтил крышку термоса, наполнил пластиковый стаканчик и протянул его напарнику в темноте. Зажечь свет в кабине они не могли — свет отразился бы в ветровом стекле. Даже часы на щитке светились с минимальной яркостью — очевидно, их специально отрегулировали.
Джонни медлил.
— Держи!
Словно отражаясь от плотной стены мрака, гирлянда красных лампочек окружила грузовик заревом пожарища. В темноте вырисовывался только профиль Джонни, угрюмый, замкнутый. Жерар взглянул на его руки. Тот вцепился в руль мертвой хваткой и, видно, не мог его отпустить. Только пальцы правой его руки двежды вздрогнули.
— Ну что, возьмешь ты стакан или мне так и держать его всю ночь?
— Попозже…
Джонни молчал. Он вел грузовик толково, но в движениях его чувствовалась нервозность. Когда грузовик карабкался по склону, он все время боялся, что машина покатится вниз, если он переключит скорость. При такой мощности двигателя и с таким легким грузом это было просто нелепо. Мотору будет немного тяжело только в одном месте: на середине пути, где надо пройти подряд три поворота. Гнусный участок: зажатая между пропастью и отвесной скалой дорога подымается слишком круто, она здесь так узка, что тяжелый грузовик еле вписывается в повороты.
— Включить подвижную фару? — спросил Жерар, когда они приблизились к первому повороту.
— Не надо.
Но что он делает? Останавливает? И действительно, Джонни свернул направо, выключил двигатель и рванул на себя ручной тормоз, резко, отчаянно, словно впереди была смертельная опасность.
— Слушай, что с тобой?
— Мне надо помочиться.
Конечно, он лгал. Жерар, оставшись в кабине, бесстыдно прислушивался. Джонни и в самом деле обманул его. Он просто испугался виража, хотел, наверное, включить передний демультипликатор или просто уступить на этом чертовом вираже руль Жерару. Джонни подошел к кабине и, делая вид, что застегивается, спросил:
— Ты меня сменишь ненадолго, старина? Я что-то устал.
Устал на семнадцатом километре пути! Жерар сел за руль. Кожа сиденья была мокрой. Хорошо еще, что только от пота.
— Садись!
— Нет… Я немного пройдусь, надо размяться. Подожди меня за поворотом.
— Скотина!
Прежде чем нажать на стартер, Жерар убрал весь свет; горела только красная гирлянда на кузове, питаемая особой батареей. Когда мотор завелся, он включил фары. Без напарника ему будет трудно: чтобы освещать углы дороги, подвижную фару придется вращать вручную — она не связана с рулем, — а у него руки и без того будут заняты.
Прежде всего включить передний мост, затем — первую скорость… Ага, этот тип затянул ручной тормоз. Еще бы — так дергать! Пробуксовывая и удерживая колеса педалью, он схватил рукоятку обеими руками. Заело!
— Джонни! Эй, Джонни!
Тот упорно не отвечал, хотя был где-то рядом: с тех пор как он сбежал, не прошло и трех минут.
Жерар выругался, переводя испанские ругательства на французский. Потом нашел на краю дороги два огромных камня, таких больших, что пришлось их тащить по одному. И по одному забил их пинками под колеса. Забивал туго, чтобы максимально ограничить откат грузовика, тогда удастся освободить ручной тормоз.
Итак, оба передних колеса блокированы. Жерар убрал из кабины сиденье и уперся в подножку, не закрывая дверцы. Зубы его скрипели от напряжения, сухожилия плеч и пальцев натянулись до предела. Он уже почти выпустил рукоятку, чтобы обернуть руку тряпкой, как вдруг она подалась.
— Уф, будь ты проклята!
Он тяжело дышал, все его мускулы дрожали. Ощутил, как что-то холодное потекло по спине: пот. По руке лилась кровь — когда подалась ручка, он ободрал кожу на среднем пальце. Вытер руку о штанину, достал из сетки сигарету и сел посреди дороги на сиденье, которое не успел поставить на место.
