исчезла между лавочками.
Все застыли, не смея двинуться.
– Она хочет бежать за ним вдогонку? – сказала наконец какая-то девушка.
– Она всегда странной была, еще со школы, ты помнишь?
Музыка вновь заиграла, но никто даже и не думал танцевать.
– Да, да, я его видела, – повторяла Луиза. – Это было на середине большого спуска. Повозка двигалась медленно из-за тумана. Я даже сказала Кардиналю: 'Так вы не скоро доберетесь'. И я его видела, его, мальчишку из замка, между Кардиналем и человеком, что показывает фокусы; он молча курил, я его узнала.
– Так и должно было случиться. Парень не из наших и приютская девчонка!
– Это не мешало ей жеманничать, будто она королевская дочь какая!
– И чего он ей наобещал?
Из глубины зала вышел один из призывников; взобравшись на эстраду, он сложил руки рупором и прокричал:
– Это не помешает нам танцевать! По местам! Начали! По местам!
Он надел на голову бумажный колпак, и ему зааплодировали. Но пока бал вновь разгорался, я услышал, как Брюно прошептал своему брату:
– Это ничего бы не изменило, но, быть может, следовало бы ее задержать…
Какой дым, какой гвалт и эта густая жара! Все пили, играли в карты, даже на биллиардном столе. Ришар меня заметил – он сидел в углу зала, напротив Брюно. Через несколько столов Баско и его дядя болтали с двумя чужаками.
– Ты с бала? – спросил у меня Ришар.
Я проскользнул к нему и сел на обитую кожей скамейку.
– Я смотрел лавчонки.
– Но ты был на балу, когда она ушла?
Брюно рассердился:
– Да ты зациклился!
– Нет, Брюно, я об этом больше не думаю. Или, если думаю, то не то, что ты имеешь в виду.
Он говорил упорнее и неторопливее, чем обычно, напевно произнося последние слова фраз.
– Нет, ты же видишь, все кончено. Так должно быть, как когда ты слезаешь с операционного стола. И, конечно, это тяжело; но я теперь уже точно прозрел.
Он протянул руку к стакану.
– Ты слишком много пьешь, Ришар, – остановил его Брюно.
Ришар улыбнулся:
– Да, у меня нет привычки ни к этому, ни к чему другому… – И добавил, как бы для себя: – Это почти призвание…
Каждую минуту открывалась дверь; клубы тумана врывались и долетали до нас, в то время как какой- нибудь парень, еще красный от танцев, приветствовал нас, приставив палец к шляпе и воскликнув: 'Призывники!' В задней комнате за банкетным столом по случаю сегодняшнего праздника сидело человек тридцать сотрапезников; мы слышали, как они поют и смеются или иногда, после удачной остроты или хорошо спетого романса, выказывают одобрение, стуча все вместе по тарелкам. Маленькая, краснощекая, в неохватном корсаже, повсюду нужная, трактирщица бегала от столика к столику, сбиваясь с ног, и внезапно останавливалась, затыкая уши:
– Кричите, кричите, – причитала она, – так быстрее будет!
Было ли это от усталости или от липкой влажности зала? Все в моем сознании как бы отдалялось и становилось нереальным, кроме разве что образа Жанни. Ее я тоже попытался забыть, но в тот момент, когда я думал, что достиг этой цели, и когда всякая мысль стиралась, – эта сумятица во мне, это внезапно пересохшее горло – это была еще Жанни.
– Ты понимаешь, – повторял Ришар, – я не могу за это на нее обижаться.
А Брюно:
– Все знают, что в глубине души она неплохая девушка.
– Неплохая девушка?! Да даже сегодня, – ты меня слушаешь? – она лучше большинства тех, кто ее презирает.
– Я и не говорю… Но вообще-то, старик, нужно встряхнуться. Девушек, их ведь много.
– О! – сказал Ришар. – Я думаю, еще очень долго для меня не будет никого, кроме нее.
Немного позже и Брюно вздохнул:
– И все-таки я и сам интересуюсь, где она может быть.
Где-то группа призывников с криками, радостными воплями, под звуки горна прошла по улице, которая вела к их деревне.
– А этому что от нас нужно? – проворчал Брюно.
