отпускали во второй половине дня. Но мог ли кто-нибудь из нас подумать о сеансе престидижитации?[2]

– Речь идет о научном сеансе, – серьезно сказал наш учитель. – Он имеет единственной целью предупредить вас от мошенников и так называемых чародеев, которые злоупотребляют общественной легковерностью.

Сеанс стоил два су, которые были списаны на приобретение школьных принадлежностей. Итак, с наставником во главе вся школа направилась к одной из таверен на площади – самой маленькой, наименее посещаемой, туда, где не было даже биллиарда; скамейки были выставлены перед столом, на котором возвышался чудесный чемодан; учитель сел в стороне в плетеное кресло.

Ждать пришлось недолго; из глубины зала показался маленький человек (это был первый его выход в тот день), который низко поклонился нашему наставнику, потом чуть спокойнее нам и тут же начал говорить. Он рассказывал, что наука призвана отбросить последние покровы с шарлатанства, так как все – лишь сноровка, точность и расчет; что для него будет большой честью произвести на наших глазах несколько операций; если вначале они собьют нас с толку, он их повторит медленнее, так, чтобы мы успели понять секрет.

Я его почти не слушал. Как только он появился в своем фраке (первом фраке, который мне довелось увидеть), в серебряно-сером жилете, стянутом в талии, в туфлях, в высокой твердой шляпе, которую он, приветственно кланяясь, прижимал к фалдам своей одежды, – образ смутно знакомый внезапно появился в моем сознании и не выходил у меня из головы.

Наклонившись к Баско, я с ним поделился.

– Ты помнишь, – прошептал я, – то, что нам рассказывала Жанни. Ты знаешь, этот месье во фраке – ее отец, приходивший к ней!

– Это было бы странно.

Странно, да, это было бы почти чудом. Но разве все в этой необычной весне не предвещало чуда? Конечно, я знал этот легкий путь, книгу, сокрытую в моей душе, которая вела меня к тому, чтобы продолжить или сотворить очередную историю; итак, я повторял себе: 'Это сказка' – и улыбался этой сказке, но тайный свет предчувствия уже проник в меня.

В это время иллюзионист занимался своей наукой… Он превращал воду в вино, ловко прятал карты и вытаскивал их из рукава Баско.

– В этом нет никакого колдовства, мои юные друзья. Ваш высокочтимый учитель, человек науки (и он вновь кланялся), хорошо знает, как и всякий другой, что колдовства нет.

Тщедушный, точный – можно сказать, автомат, – он переставал говорить, только чтобы улыбнуться, и бросались в глаза странно двигающиеся над мелкими зубами тонкие блестящие усики на его покрытом красными пятнами, с глазами навыкате лице.

Мне кажется, что аудитория была настороже. Иногда шепоток, шушуканье, смущенный смех нарушали тишину.

Мы вытягивали шеи, чтобы ухватить на лету тайну его трюков.

– Вот видите. Нет ничего проще. Я повторяю… Вы поняли на этот раз?

Но и в этот раз мы ничего не увидели и остались немного уязвленными. И только в конце представления мы по-настоящему расслабились, когда из пустой коробки, прикрываемой черной тканью, он вытащил шляпу, тарелку, двух голубок и даже драже, которое тут же разошлось между нами. И вот по знаку учителя мы дружно зааплодировали, потом не торопясь покинули зал.

Туман уже начал рассеиваться, и мы могли увидеть если не точно который час, то хотя бы циферблат на колокольне. Тут и там, сквозь голубоватые разрывы в тумане, лучики солнца, чуть касаясь, намечали очертания дерева или дома – день обещал быть прекрасным. На мгновение наш учитель, казалось, в чем-то засомневался: он посмотрел на часы, которые он носил в жилетном кармашке над огромным животом и которые вытаскивал быстрым жестом, при этом вздыхая.

– Ладно, – сказал он наконец, – я не хочу вас томить. Сегодня праздник: возвращайтесь домой и будьте умниками!

С радостными криками 'Спасибо, мсье!' весь класс разбежался.

– Мы пойдем туда? – спросил я у Баско.

– Куда туда?

– В пустыню.

Но Баско должен был обедать с дядей Ружо. И потом что там смотреть в пустыне? Ведь точно Жан-Клод останется у себя дома.

– Не фантазируй относительно отца, – сказал мой товарищ уходя. – Все это, старик, только в книжках бывает.

– Да, – сказал я, – я это знаю.

И все-таки, если бы Провидение до конца дня…