Адама одолевали сомнения. Наконец он решил взять быка за рога.
— Послушай, ты извини за вопрос, я не в обиду спрашиваю, но — ты случайно не ведьма? — спросил он.
Анафема прищурила глаза. Вот, значит, что вынюхивала миссис Хендерсон.
— Некоторые люди могли бы так выразиться, — сказала она. — Но на самом деле я оккультист.
— А-а… Отлично. Тогда все в порядке, — повеселев, сказал Адам.
Она оглядела его с головы до ног.
— Ты знаешь, кто такие оккультисты, не так ли? — спросила она.
— Само собой, — уверенно сказал Адам.
— Что ж, раз тебе полегчало, — сказала Анафема, — пойдем. Я и сама не откажусь от лимонада. И скажи-ка мне… Адам Янг?
— Да?
— Ты сейчас подумал: «С моими глазами все нормально, незачем их так разглядывать», верно?
— Кто, я? — с виноватым видом спросил Адам.
С Барбосом возникли сложности. Он решительно не желал заходить в дом. Глухо ворча, он жался к нижней ступеньке крыльца.
— Ну давай же, глупая собака, — сказал Адам. — Это же старый Жасминовый коттедж. — Он смущенно посмотрел на Анафему. — Обычно он сразу делает все, что я скажу.
— Оставь его в саду, — предложила Анафема.
— Нет, — сказал Адам. — Он должен делать, что велено. Я об этом читал. Дрессировка — это очень важно. Там написано, что любую собаку можно приучить слушаться. Папа разрешил его оставить, только если я воспитаю его как следует. Давай, Барбос. Иди в дом.
Пес заскулил и бросил на Адама умоляющий взгляд. Куцый хвостик пару раз ударил по земле.
Голос его Хозяина.
С трудом, неохотно, словно против штормового ветра, он заполз на крыльцо.
— Ну вот, — с гордостью сказал Адам. — Молодец.
И очередная частица Ада в церберовой душе сгорела дотла…
Анафема закрыла дверь.
Над дверью Жасминового коттеджа всегда висела подкова, которую его первый владелец повесил здесь сотни лет назад; в те времена свирепствовала Черная смерть, и он решил использовать все способы защиты, какие знал.
Подкова давно проржавела и едва проглядывала из-под этого векового грима. Поэтому ни Адам, ни Анафема не обратили на нее внимания и не заметили, как она раскалилась добела и вновь начала охлаждаться.
Какао Азирафаэля едва не заледенело.
Тишина в комнате лишь изредка нарушалась шелестом страниц.
В двери то и дело стучали: это перспективные клиенты книжного магазина «Интимная жизнь», расположенного по соседству, ошибались входом. Азирафаэль не обращал на них внимания.
Но пару раз они едва не заставили его чертыхнуться.
Анафема не успела как следует обжиться в Жасминовом коттедже. Большая часть ее имущества валялась грудой прямо на столе. Выглядела эта куча завлекательно — словно жрец-вудуист совершил набег на склад научного оборудования.
— Класс! — сказал Адам и зарылся в оккультную груду. — Что это за штуковина на трех ногах?
— Теодолит, — ответила Анафема из кухни. — Чтобы определять, где проходят лей-линии.[80]
— А что это за линии? — спросил Адам.
Она объяснила.
— Ух ты, — сказал он. — И что, они?..
— Да.
— Прямо тут, повсюду?
— Да.
— А я их никогда не видел. С ума сойти, вокруг столько силовых линий, а я и не видел.
Адам редко слушал кого-то, но впечатления последних двадцати минут были самыми потрясающими в его жизни — по крайней мере в его сегодняшней жизни. В доме Янгов никто не стучал по дереву и не бросал соль через плечо. Единственной уступкой сверхъестественному была неубедительная сказочка о том, будто Санта-Клаус приносит подарки через дымоход.[81]
До сих пор он и понятия не имел ни о каких оккультных явлениях, кроме Праздника урожая. И теперь его сознание впитывало слова Анафемы, точно промокашка воду.
Барбос лежал под столом и рычал. Он начинал серьезно сомневаться в себе.
Анафема верила не только в лей-линии, но еще и в тюленей, китов, велосипеды, тропические леса, зерновой хлеб, бумагу из макулатуры, белых южноафриканцев из Южной Африки и американцев откуда угодно, включая Лонг-Айленд. Она никак не классифицировала свои верования; все они сплавились в одну огромную и целостную веру, в сравнении с которой религия Жанны д'Арк казалась досужей болтовней. По шкале передвижения гор вера Анафемы достигала как минимум полуальпа. [82]
Прежде Адаму не доводилось слышать даже словосочетание «окружающая среда». Тропические леса Южной Америки были для Адама закрытой книгой, причем даже не из макулатурной бумаги.
Адам перебил Анафему только один раз — чтобы выразить солидарность с ее взглядами на атомную энергетику:
— Я как-то был на одной атомной станции. Такая тоска! Ни тебе зеленого дыма, ни трубочек с растворами. Люди притащились в такую даль, чтобы посмотреть, как булькают трубочки, а им показывают каких-то типов, у которых даже скафандров нет.
— Трубочки начинают булькать после ухода посетителей, — мрачно сказала Анафема.
Адам недоверчиво хмыкнул.
— Будь моя воля, я бы давно запретила эти атомные станции.
— И поделом им, раз они не булькают, — сказал Адам.
Анафема кивнула. Она все еще пыталась разобраться, что же так удивляет ее в Адаме, и наконец поняла.
У него не было ауры.
Анафема мастерски разбиралась в аурах. Стоит приглядеться, и вот они. Аура выглядит как слабое сияние вокруг головы, и, согласно одной из книг Анафемы, его цвет говорит о здоровье и благополучии человека. Аура есть у каждого. У заурядных, ограниченных людей она туманна и зыбка, но у широких, творческих натур может простираться на несколько дюймов от тела.
Анафеме не приходилось слышать о людях без ауры, но она никак не могла разглядеть свечение вокруг головы Адама. Однако он выглядел бодрым, воодушевленным и уравновешенным, как хорошо отлаженный гироскоп.
— Наверное, переутомилась, — подумала она.
Так или иначе, она получила большое удовольствие, встретив столь благодарного слушателя, и даже дала ему почитать несколько экземпляров «Вестника Водолея» — журнальчика, издаваемого ее приятелем.
Этот журнал изменил жизнь Адама. По крайней мере, на один день.
К удивлению родителей, Адам рано пошел спать и, забравшись под одеяло с фонариком, журналами и пакетиком лимонных леденцов, читал до глубокой ночи. Время от времени из его яростно жующего рта вырывалось: «Класс!»
Когда сели батарейки, Адам вылез из укрытия в потемневшую комнату и улегся, заложив руки за голову. Казалось, он наблюдал за подвешенной к потолку эскадрильей истребителей из «Звездных войн». Они слегка покачивались на ночном ветерке.