Татьяне и самым наглым образом пользовался ею. Эта глупая уступчивая самка отдавалась ему без стонов, с закрытыми глазами. И при этом жалась к Ролану, делая вид, что спит.
– Твою мать! – взорвался Ролан.
– Извини, братан, приперло! – ничуть не смутившись, ответствовал Зубодер.
И, ничего не стесняясь, продолжал справлять свое непотребство. И Татьяна продолжала делать вид, что спит, даже после того, как Ролан оттолкнул ее.
– Это тебе не сортир, чтобы нужду справлять!
Сегодня была его очередь спать с Татьяной, и то, что совершил Зубодер, он воспринял как личное оскорбление. Одной рукой он схватил его за шею, другой задрал кверху подбородок и, не давая ему спуску, вытащил из палатки, швырнул на землю. Пару раз ударил ногами, затем коленом придавил его спину и вжал голову в траву.
– Брат, не надо! Я больше не буду! – заскулил перепуганный Зубодер.
– Лучше бы ты сдох, падла!
Ролан ослабил хватку, позволив ему выбраться из захвата.
– Но не сдох же! – растирая грязь по лицу, озлобленный и в то же время жалкий в своей беспомощности, прохрипел Зубодер. – И ты, пока я загибался, с Танькой спал...
– Заткнись!
Ролану не хотелось разговаривать с этим идиотом. Не достоин он был этого. Лучше бы вспомнил, как они с Танькой травы для него собирали, сушили их на солнце, отварами его поили. То ли заворот кишок у него был, то ли еще что, но обошлось без больницы и операции. Кишечные спазмы прошли, но живот все равно болел, не давая покоя. И тошнило Зубодера, и днище выбивало. Подохнуть мог от обезвоживания. Но Татьяна выходила его. Травами поила, ухой подкармливала. Оклемался Зубодер. Первое время вел себя тише воды ниже травы, а сегодня вот башню снесло...
– Я тебе на днях еще говорил, давай Таньку на круг распишем. И тебе хорошо, и мне...
– Тебе вчера хорошо было?
– А если мне мало? А если меня приперло?.. Ты вот с ней целую неделю сам с усам...
– Я тебе сказал, заткнись... И к Таньке этой ночью не мылься, ты с ней сегодня был...
– Так ты что, снова с ней спать будешь? – возмутился Зубодер.
Вместо ответа Ролан смерил его уничтожающим взглядом и забрался в свою палатку. Оттолкнул от себя использованную Татьяну и постарался заснуть. Зубодера он не боялся, тот хоть и жестокий человек по своей натуре, но тормоза у него есть. Он уважает тех, кого боится. И как бы ни злился он сейчас на Ролана, в спину его не ударит. А вот если бы не боялся его, если бы Ролан грузил его не грубыми матюками, а сопливыми увещеваниями, он бы в грош его не ставил. И к Таньке бы лез в любое время дня и ночи...
Что ни говори, а устроились они на природе с комфортом. Глушь лесная, река, солнечная полянка, две палатки с запасом провизии, охота, рыбалка. И баба под боком – симпатичная и безотказная. Она могла злиться, могла и обматерить, если что не так, словом, характер у нее был. Но слабый передок делал ее беззащитной как перед Роланом, так и перед Зубодером. И от групповушки она бы не отказалась. Шлюха, одним словом. Но именно такая баба и нужна была Ролану, чтобы чувствовать себя здесь как в санатории. Еще бы грузовик с консервами, сухарями, солью да сахаром, можно было хоть на зимовку оставаться, а может, и на годы. Землянку бы с Зубодером построили, Танька бы детей нарожала – не важно, от кого. Жили бы не тужили...
Не боялся Ролан Зубодера, не опасался удара в спину, поэтому заснул довольно быстро.
Проснулся, когда солнце стояло уже над макушками деревьев. Зубодер у костра, чистит рыбу, Татьяна рядом, что-то варит в котелке. Ни дать ни взять – идиллия. В палатке карабин, в железной коробке сто семнадцать патронов к нему, в любой момент можно пойти в лес и настрелять зверья. Но нет желания, и необходимости не наблюдается. На днях оленя завалили, часть мяса засолили, часть завялили. Припасов на много дней хватит. Лишь бы только егеря не нагрянули, у них оружие и, возможно, ориентировка на беглых зэков. А возвращаться в лагерь так не хотелось...
Ролан пошел к реке. Для начала хорошо размялся, затем разделся и голышом зашел в холодную воду. И здесь разминка – мощная, интенсивная, чтобы побыстрей согреться. В конце концов тело привыкло к холоду, возникло долгожданное ощущение комфорта. К этому времени к воде подошла и Татьяна. Спортивные штаны, привычная ветровка. На лице блудливая улыбка, в глазах обожание.
– Ко мне пойдешь? – спросил он.
Он был уверен, что женщина не решится присоединиться к нему. Разве что после обеда, когда вода станет немного теплей, чем утром. И то вряд ли... Но Татьяна вдруг стала раздеваться. С самым решительным видом избавилась от одежды, закрывая глаза от страха, ринулась в обжигающую воду.
– Ой, мамочки! – заверещала она.
Но все же она стерпела холод, не выскочила обратно на берег. Подплыла к Ролану, прижалась к нему всем телом.
– Так теплее, – сказала она.
Он чувствовал, как утихает дрожь в ее теле. Она действительно согревалась.
– С тобой хорошо, – сказала она.
Только что у нее зуб на зуб не попадал, но уже сейчас она говорила ровно и спокойно. Как будто в ванне с парным молоком находилась.
– И что дальше?
– С тобой хочу. А с Ленькой нет.
– Хочешь не хочешь, а надо. Договор у нас.
– Это у вас с ним договор, а у меня никто не спрашивает. Хожу как эстафетная палочка...
– Но тебе же нравится.
– С тобой да, с ним нет... Зачем он со мной так сегодня?.. И с тобой, зачем?.. Я же с тобой должна быть, а он как тот вор... Я знаю, у вас в зоне таких крысами называют. Это те, которые у своих крадут...
– Есть такое.
– Ты правильно сделал, что морду ему набил.
– Сам знаю.
– Не любишь ты его. Я же вижу, что не любишь. Не друг он тебе. Ты его всего лишь терпишь...
– Это мое личное дело.
– И личное горе... Давай уедем, а? У меня дом в деревеньке есть, от бабки остался, там сейчас никто не живет. Окна расколотим, печь затопим, жить будем, огород разведем, живность там. Со мной тебе хорошо будет, поверь, я ни с кем и никогда, только с тобой...
– И далеко эта деревенька?
– Нет, километров сто. Также на Каме, хорошие места – тебе понравится. И участкового там не бывает. Бабки одни остались, слепые уже все, глухие. А мы оживим с тобой эту деревеньку, детей нарожаем...
Татьяна еще молодая, слегка за тридцать. Симпатичная, в теле, с такой в самый раз в деревне жить, огород копать да в баньке париться. В тишине и в покое...
– Чего ж ты сразу про деревеньку-то не сказала?
– А боялась тебя... Сейчас не боюсь... Только если Ленька с нами, я никуда не поеду...
– Что же мне с ним делать?
– А это твое дело.
– Не убивать же.
– Да по мне, хоть убей, плакать не стану.
– Жестокая ты.
– А он Кольку убил.
– Ну, а я в Пашку стрелял.
– Это в прошлом все. Надо настоящим жить. Мне теперь обратно дороги нет...
Татьяна всерьез считала, что ею будет заниматься прокуратура. На орудии убийства ее отпечатки пальцев, с места преступления она скрылась – так что теперь она наверняка в розыске. Если, конечно, тела убитых обнаружили...
– Так что нам сам Бог велел быть вместе, – заключила она.
– Но Бог не велит убивать.