— Это может плохо кончиться. Уезжай пока к тетке в Мичуринск, а там будет видно.

И тогда Варя сказала, что Игорь Владимирович сделал ей предложение.

— Ну и прекрасно, — оживилась Софья Александровна, — ты ведь его хвалила!

— Да, он порядочный человек. Он даже в партию не вступает, хотя от него этого требуют. Руководитель мастерской — и беспартийный. Таких единицы.

— Для меня самое главное, что он готов защитить тебя. Конечно, сейчас и не такие головы летят, но его рассуждения представляются очень логичными, с ним ты будешь в безопасности. Выходи, Варенька, спасайся. И жить тебе будет легче.

Варя молчала. Софья Александровна взяла ее за руку, посмотрела в глаза.

— Что тебя смущает? Поделись со мной! Саша?

Своим молчанием Варя подтверждала ее предположение.

— Варенька, милая… Я, конечно, совершила ошибку, рассказав Саше о Косте. Было бы лучше тебе самой это сделать. Но, Варюша, это ничего бы не изменило. Саша полгода пожил в Калинине, теперь в Уфе, сказал, что в командировке, но я узнала: Калинин объявлен режимным городом, вот и пришлось уехать. Завтра режимным городом могут объявить Уфу, значит, снова скитания, а может быть, ссылка, лагерь. И никакого просвета. Саша меченый, обреченный, за такими, как он, охотятся. Имеет ли он право коверкать твою жизнь, как исковеркана его собственная? Если бы он узнал о твоем нынешнем положении, он бы, ни минуты не размышляя, сказал: «Немедленно выходи замуж, тем более выходишь за порядочного человека». Мне горько тебе это говорить, я знаю, ты была бы Саше замечательной женой, но, если у Саши все сломано, пусть хотя бы у тебя будет хорошо.

Варя молчала, потом сказала:

— Насчет Саши, возможно, вы правы. Вероятно, он действительно должен быть свободен. Но я ни в коем случае не была бы ему обузой, так я думаю. А Игорь Владимирович и вправду прекрасный человек Но я не уверена, что люблю его.

— Варенька, милая, ты считаешь, самый лучший брак — это по любви? Ты заблуждаешься… Любовь, даже самая сильная, еще не гарантия счастливой семейной жизни. Я была очень влюблена в своего мужа, Сашиного отца. Моя семья была против этого брака: прямолинейный, категоричный, нетерпимый, а я считала, это идет от самостоятельности, от чувства собственного достоинства. Я была ослеплена любовью, Варенька, он был очень красив. И сломала себе жизнь. Он оказался эгоистом, бессердечным себялюбцем. Вот тебе и брак по любви! Связывать свою жизнь нужно только с че-ло-ве-ком! Настоящим. Игорь Владимирович ждет тебя четыре года, значит, любит, выходи за него, не раздумывай!

— Вы хотите, чтобы я вас послушалась?

— Да. Потому что я желаю тебе счастья.

На следующий день утром Варя вошла в кабинет Игоря Владимировича.

Он встал, вопросительно смотрел на нее.

— Игорь Владимирович, — сказала Варя, — давайте сегодня опять где-нибудь посидим, я хочу вам кое-что рассказать.

— Хорошо, пожалуйста, но скажите. Варя, только одно слово: да или нет?

Варя улыбнулась ему.

— Да.

Глеб встретил их в фойе Дворца труда. Заулыбался.

— Я знал, что Саша приведет вас сюда.

— Да? — Лена тоже улыбнулась в ответ.

— Чтобы похвастаться своим искусством.

— Друг называется, — сокрушенно проговорил Саша, — представляет меня честолюбцем. Я тебе пианистку привел!

— Это совсем замечательно! — воскликнул Глеб. Посадил Лену рядом с собой. Поглядывая на нее, взял первые аккорды.

Никогда еще Саша не занимался с такой радостью, как сегодня, никогда привычные мелодии, которые наигрывал Глеб, так не действовали на него.

«…Ах, эти черные глаза меня пленили, их позабыть нигде нельзя, они горят передо мной…»

Рассказ Лены потряс его. Удивительное совпадение! Его привезли тогда на вокзал в «черном вороне». Первыми выпрыгнули из машины красноармейцы, а он, увидев после тюрьмы свободных людей, небо в низких тучах, мокрый асфальт, замешкался… Командир крикнул: «Давай, давай, поезд ждать не будет, вылезай!» И, насупленный, маленький, в длиннополой шинели, заспешил вперед, озабоченно расталкивая толпу. Почувствовав тогда на себе чей-то взгляд, Саша оглянулся, но не встретил ни одного знакомого лица и пошел дальше к своему вагону между двумя красноармейцами. А это Варя смотрела на него и плакала. Сама судьба свела их перед разлукой, но не пришлось даже взглянуть друг на друга. Не получилось. А дальше он сам поломал все. Как мог так жестоко говорить с ней по телефону! Он вспоминал ее упавший голос: «Ты больше ничего не хочешь мне сказать, Саша?..» Он позвонит ей. Только бы услышать ее голос, что бы она ни ответила, пусть знает, он ценит ее, гордится ею, винит себя за тот разговор…

А Глеб все играл и играл.

«…Очи черные, очи страстные, очи жгучие и прекрасные, как люблю я вас, как боюсь я вас, знать, увидел вас я в недобрый час…»

Двигаясь по залу, Саша видел Лену, она тоже посматривала на него, на группу, улыбалась шуткам Глеба, и, когда Саша объявил перерыв и подошел к ним, ему показалось, что лицо ее стало спокойнее.

— Ну как, — спросил Саша, — не скучаешь?

— Я поражена!

— А ты могла бы мне аккомпанировать, как Глеб?

— Аккомпанировать? Навряд ли. Я играю только по нотам.

— Зачем ноты?! — заулыбался Глеб. — Какое-нибудь танго помните?

— Помню, конечно. «Брызги шампанского», «Утомленное солнце»…

Глеб взял несколько аккордов.

— Это?

— Да.

Он встал.

— Садитесь, сыграйте.

Лена села за рояль, сыграла танго. Подняла глаза от клавиш.

— Я уж сто лет не подходила к роялю. Как, ничего?

— Прекрасно, замечательно! — воскликнул Глеб.

— А говоришь, у тебя только одна профессия — иностранные языки, — сказал Саша. — Оказывается, есть и вторая.

— Я никогда об этом не думала как о профессии.

— А теперь подумай. Лучше, наверно, чем шпалы таскать.

Глеб с удивлением поднял брови, Лена нахмурилась.

— Не хмурься, — сказал ей Саша, — Глебу не мешает знать, что у тебя за работа. Мы с ним попытаемся устроить тебя аккомпаниатором. Как, Глеб, сумеем?

— Постараемся.

— И хорошую квартиру тебе снимем, и охранять будем, а то ты для туземцев слишком красивая.

— Не только для туземцев, — добавил Глеб.

Лена встала.

— Мне пора. Далеко добираться, а завтра на работу.

— Когда Стасик должен прийти? — спросил Саша у Глеба.