Леонард встал с колен, баюкая на ладонях нечто. Развернулся. Поставил на середину стола.

— Обалдеть! — присвистнул Эмери. — Леонард, ты превзошел самого себя.

Робби наклонился, чтобы разглядеть получше: модель летательного аппарата. Он подумал «летательного», хотя у него не укладывалось в голове, что кто бы то ни было, даже Леонард или Мэгги Бливин, поверит в способность этой штуковины подняться в воздух. Корпус как у «Цеппелина», острый, чуть курносый нос, как у «Локхид Старфайтера»[132]. К корпусу подвешена корзина, заполненная крохотными шестеренками и цепными передачами, а под корзиной — какое-то устройство с тремя колесами, вроде велосипеда, но к колесам прикреплены десятки плоских закрылков — каждый не крупнее ногтя — и совсем малюсеньких пропеллеров.

Мало того, весь аппарат был облеплен крыльями: они торчали на каждом дюйме корпуса. Этакий замороженный взрыв — во все стороны щетинятся куски парусины и бальзы, обрывки бумаги и марли. Крылья как у птиц и крылья как у летучей мыши; квадратные крылья а-ля воздушный змей, рули высоты и полые проволочные конусы; длинные трубки (внутри них Робби увидел множество ветроотражателей и клапанов). Элероны и распорки, вставленные между крыльями, образовывали головокружительный лабиринт. Все это скреплялось тонкими золотыми нитями, моноволокнами и, похоже, человеческими волосами. Аппарат был ярко раскрашен во все цвета радуги: фиолетовый и изумрудный, алый, пурпурный, золотой, а кое-где глянцевая поверхность была инкрустирована какими-то блестящими штучками — осколками зеркала или цветного стекла, панцирями жуков, блестками слюды.

Наверху, поднимаясь над фюзеляжем точно шляпка здоровенного гриба, красовался легкий зонтик из гнутого бамбука, обтянутый пестрым шелком.

Короче, аэроплан братьев Райт при взгляде через калейдоскоп.

— Фантастика! — воскликнул Робби. — Как ты его смастерил?

— Остается только проверить, полетит ли он, — заявил Леонард.

Робби разогнулся:

— Эта фиговина? Летать? Да ты что?!

— Оригинал летал, — Леонард прислонился к стене. — Я вот как считаю: если мы сможем воспроизвести условия полета — те же самые, в точности — все получится.

— Но… — Робби покосился на Эмери. — Оригинал не летал. Он разбился. В смысле, гипотетически разбился.

Эмери кивнул.

— К тому же на борту был человек. Маккартни…

— Макколи, — поправил Леонард.

— Верно, Макколи. И знаешь ли, Леонард, в кабину твоего аппарата никто не поместится, так ведь?

Эмери насторожился:

— Ты случайно не подумываешь сделать полноразмерную модель? Это было бы безумием.

— Да нет, — Леонард подергал череп, свисавший с его уха. — Я просто хочу снять второй фильм — воспроизвести оригинал. Я все сделаю — комар носа не подточит, и Мэгги даже не поймет, что фильм не подлинный. Все продумано, — он испытующе поглядел на Эмери. — Снять могу на цифру, если ты одолжишь мне камеру. Тогда я сам все смонтирую на компьютере. И привезу ей фильм в Фейеттевилль, чтобы она посмотрела.

Роббби и Эмери переглянулись.

— Что ж, бывают и более дикие идеи, — сказал Робби.

— Но Мэгги знает, что оригинал сгорел, — напомнил Эмери. — Я там был, точно помню: она видела это своими глазами. Все мы видели. У нее рак, а не склероз, не болезнь Альцгеймера. Не амнезия, в конце концов.

— А в фотошопе никак нельзя? — спросил Робби. — Скажи ей, что это на память о старом фильме. Тогда она…

Леонард взглянул, точно окатил всех ледяной водой:

— Никаких «на память». Я поеду на остров Кауана, туда, где был Макколи, и воссоздам первый полет «Беллерофонта». Все отсниму, смонтирую. А когда закончу, скажу Мэгги, что нашел в архиве копию. Когда та пленка сгорела, у нее от тоски разорвалось сердце. Я верну ей фильм.

Робби уставился на свои ботинки, чтобы Леонард не видел его лица. Помолчав, произнес:

— Когда Анна заболела, мне в голову пришла такая же идея. Поехать к горе Вашингтон, в ту гостиницу, где мы отдыхали, когда Зак еще не родился. У нас остались роскошные фотографии походов на байдарках в тех местах. Красотища. Но дело было зимой, я сказал: давай обождем до лета…

— Я ждать не стану, — отозвался Леонард, перебирая бумаги на столе. — У меня кое-что есть… — Он открыл конверт, вынул из него несколько конвертов из кальки. Взглянул на один, передал Эмери. — Вот уцелевшие обрывки оригинала. Между прочим, оригинал был не оригинал — сам фильм сняли в 1901 году на нитроцеллюлозную пленку. Ту пленку мы с Мэгги и нашли, когда разбирали «Психархив». Ну, нитроцеллюлоза — это же как бомба с заведенным часовым механизмом. Мы отдали ее в лабораторию, там все пересняли на безопасную пленку, ее-то вы теперь и видите.

Эмери стал рассматривать кадры на свет. Робби, щурясь, стоял рядом. Пять кадров в янтарных и черепаховых тонах, расплывчатые контуры — то ли кусты, то ли тучи, то ли просто разводы копоти, Робби определить не мог.

Эмери спросил:

— И сколько у тебя кадров?

— В общей сложности? Семьдесят два.

— Негусто, — помотал Эмери головой. — Сколько секунд длился фильм — пятнадцать?

— Семнадцать.

— Двадцать четыре кадра в секунду. Значит, из четырехсот кадров уцелели только эти.

— Нет, кадров было меньше. Это же немое кино, восемнадцать кадров в секунду. Но при копировании скорость отрегулировали. То есть было примерно триста кадров, а значит, мы располагаем примерно четвертью кадров оригинала. — Леонард замялся. Покосился на потолок. — Робби, запри дверь, а?

Робби защелкнул замок, оглянулся: Леонард сел на корточки в углу, приподнял куртку — под ней оказался железный сейф. Леонард откинул крышку.

Сейф был заполнен водой. По крайней мере, Робби понадеялся, что это всего лишь вода.

— Аквариум, что ли? — спросил он.

Леонард, не обращая на него внимания, засучил рукава и запустил руки в воду. Соблюдая чрезвычайную осторожность, достал другой железный ящик. Поставил на стол, схватил куртку, тщательно вытер ею крышку. Обернулся к Робби:

— Знаешь что, наверное, лучше отпереть. Вдруг придется срочно удирать.

— Леонард, мать твою, что там у тебя?! — воскликнул Эмери. — Змеи?

— Не-е, не змеи, — Леонард выхватил что-то из ящика, Эмери отпрянул: в воздухе развернулась змееобразная лента. — То, что осталось от оригинала — от фильма 1901 года.

— Нитроцеллюлоза?! — вытаращил глаза Эмери. — Нет, ты точно спятил! Как только ты ее раздобыл, а?!

— Отрезал, когда собирались уничтожить. Я думаю, бояться нечего: я ее каждый день проветриваю, газ не скапливается. И с испарениями от лака в реакцию вроде не вступает. Это фрагмент, где можно как следует рассмотреть Макколи и лучше всего виден аппарат. Глянь!

Он помахал пленкой перед носом Эмери. Тот попятился к двери:

— Убери, убери скорей!

— Можно посмотреть? — спросил Робби.

Леонард смерил его взглядом. Кивнул:

— Держи за этот край…

Робби не сразу сфокусировал взгляд.

— Твоя правда. Можно увидеть Макколи — ну, по крайней мере, какого-то человека. И определенно видно аэроплан.

Он вернул Леонарду пленку, тот снова тщательно уложил ее в банку, а затем в наполненный водой