Сладко от беглого взгляда. Лебедь уплыл в полумглу, Вдаль под Луною белея. Ластятся волны к веслу, Ластится к влаге лилея. Слухом невольно ловлю… Лепет зеркального лона. «Милый! Мой милый! Люблю!» Полночь глядит с небосклона.[309] (II. 189) Вот несколько примеров перепевности:
Так созвучно, созвонно.[310] (II. 283) Узорно-играющий, тающий свет.[311] Тайное слышащих, дышащих строк.[312] (II. 107) Радостно-расширенные реки.[313] (II. 132) цветок, отданный огненным пчелам.[314] (Тл. 207) Бальмонт любит в синтаксисе отрывистую речь, как вообще в поэзии он любит переплески и измены.
Счастливый путь. Прозрачна даль. Закатный час еще далек. Быть может, близок. Нам не жаль. Горит и запад и восток.[315] (II. 57) Или:
Назавтра бой. Поспешен бег минут. Все спят. Все спит. И пусть. Я — верный — тут. До завтра сном беспечно усладитесь. Но чу! Во тьме — чуть слышные шаги. Их тысячи. Все ближе. А! Враги! Товарищи! Товарищи! Проснитесь![316] (II. 9) Возьмите еще «Русалку», сплошь написанную короткими предложениями (II, 286), или во II томе пьесы на с. 32, 51, 151, 152.[317]
Выделенью коротких предложений соответствует у Бальмонта красивое выделение односложных слов в арсисе (пьесы: «Придорожные травы», «Отчего мне так душно?» — час, миг, шаг).
У Бальмонта довольно часты во фразе троения слов или речений с разными оттенками:
С радостным:
И утро вырастало для нас, для нас, для нас. [318] (II. 264) Меланхолическим:
И сердце простило, но сердце застыло, И плачет, и плачет, и плачет невольно. (из пьесы «Безглагольность», см. выше) Мрачным:
