Инджениозо. Сладостный мистер Шекспир!..»
Немного дальше происходит такой обмен репликами:
«Инджениозо. Мое перо готово служить вашим приказаниям. В каком роде написать для вас?
Гуллио. Не в одном роде (клянусь, здорово сказал!): напишите в двух или трех разных родах, как у Чосера, как у Гауэра, как у Спенсера и мистера Шекспира. Эх, мне бы очень понравились стихи, которые звучали бы примерно так:
и т. д.[82]
О сладостный мистер Шекспир! Я повешу его портрет в моем кабинете при дворе».
Когда далее Инджениозо читает стихи «в духе мистера Шекспира», Гуллио восклицает: «Довольно! Я из тех, кто может судить согласно поговорке: „Bovem ex unguibus“.[83] Хвалю вас, сэр, в них есть настоящая искра! Пусть глупый мир восхищается Чосером и Спенсером, я буду поклоняться сладостному мистеру Шекспиру и, чтобы показать, как я его чту, стану класть его „Венеру и Адониса“ под мою подушку, как, я читал (не помню хорошо его имени, но уверен, что это был какой-то король), делал тот, кто спал, положив Гомера в изголовье».[84]
Во второй части «Возвращения с Парнаса», услышав имя Шекспира, персонаж по имени Рассудительный (Judicious) произносит эпиграмму:
Это отголоски мнения, утвердившегося еще пять-шесть лет назад, когда впервые были напечатаны обе поэмы.
Пожалуй, самый интересный для нас эпизод пьесы, когда студенты решают наняться в театр. Здесь автор (или авторы) вывел на сцену подлинных лиц актеров шекспировского театра Бербеджа и Кемпа. Они изображены заносчивыми и вместе с тем расчетливыми людьми. К тому же они невежественны.
Бербедж советуется с Кемпом и говорит, что студентов стоит нанять задешево, так как они иногда неплохо играют на сцене. Кемп сомневается в их способностях и рассказывает, что видел однажды, как плохо разыгрывали студенты одну комедию в Кембридже. «Ничего, — говорит Бербедж, — подучим их немного и исправим их недостатки, а кроме того, может быть, они сумеют написать пьеску». На это Кемп отвечает: «Мало кто из университетских умеет хорошо писать пьесы, они слишком пропахли этим писателем Овидием и этим писателем Метаморфозием и слишком много болтают о Прозерпине и Юпитере. Наш друг Шекспир всех их побивает, да и Бена Джонсона в придачу…» Исполнители «Возвращения с Парнаса» заранее предвкушали смех, который в этом месте раздастся среди университетской публики. Где уж им, этим невеждам-фиглярам, знать, что не было такого писателя Метаморфозия и что неграмотный актер превратил в человека книгу — сочинение Овидия «Метаморфозы».
Таким образом, пока лондонские драматурги ссорились друг с другом и вовлекали в эту ссору актеров, университетские остряки посмеялись над всеми ими и в малой доле не представляя себе, что от всей их педантической премудрости не останется и следа, тогда как память о Шекспире, Джонсоне и Бербедже перейдет в века, а высокомерную насмешливость кембриджских остроумцев будут ценить лишь за то, что она содержит какие-то свидетельства популярности мастеров площадного народного театра.
В лондонских юридических школах питали большую любовь и большее уважение к народному театру. Городских актеров всегда приглашали на праздники сыграть какую-нибудь веселую пьесу.
Нам уже встречался юрист из Миддл-Темпла Джон Мэннингэм, рассказавший анекдот о Бербедже и Шекспире. Мы еще раз призовем его для рассказа. В дневнике, который он вел, он сделал такую запись о спектакле, состоявшемся в его корпорации 2 февраля 1602 года: «На нашем празднике давали пьесу под названием „Двенадцатая ночь, или Что вам угодно“, весьма похожую на „Комедию ошибок“ или „Менехмы“ Плавта, но еще более похожую и более близкую к итальянской пьесе, называющейся „Подмененные“. В ней есть интересная проделка, когда дворецкого заставляют поверить, что его вдовствующая госпожа влюблена в него; это сделано посредством поддельного письма, якобы исходящего от его госпожи, написанного в туманных выражениях, в котором она пишет о том, что ей больше всего нравится в нем, и предписывает, как ему улыбаться, во что одеться и т. д., а когда он все это стал выполнять, его объявили сумасшедшим».
Автор дневника, по всему видно, образованный человек, знаток драмы, античной и итальянской, а также современной. Он знает не только Плавта, но и Ариосто. «Двенадцатая ночь» — не первая комедия Шекспира, которую он увидел. Может быть, даже он был в числе гостей Грейз-Инн, когда там восемь лет назад произошла суматошная «ночь ошибок».
Комическая трагедия и мрачная комедия
На сцене продолжали идти старые пьесы Шекспира, которые он написал, когда его молодые силы находили выражение в произведениях, полных веселья и смеха. А сам драматург утратил былую жизнерадостность. Он мог бы сказать о себе то, что говорит его герой: «Последнее время — а почему, я и сам не знаю — я утратил всю свою веселость, забросил все привычные занятия; и действительно, на душе у меня так тяжело, что эта прекрасная храмина, земля, кажется мне пустынным мысом; этот несравненнейший полог, воздух, видите ли, эта великолепно раскинутая твердь, эта величественная кровля, выложенная золотым огнем, — все это кажется мне не чем иным, как мутным и чумным скоплением паров…»[86]
Все, что раньше вызывало восторг поэта — величие природы, человеческая красота, — предстало перед ним в новом свете, окрасилось в мрачные тона. Печать этой мрачности лежит на всем, что теперь создает Шекспир.
…Шел последний год XVI века. Неутомимый Филипп Хенсло договаривается с драматургами Деккером и Четлом о том, что они напишут ему новую пьесу. О чем же будет она? Хенсло требует хорошей новинки. И тут Деккеру и Четлу приходит в голову, что никто еще не догадался использовать в качестве сюжета историю, рассказанную Чосером в его поэме «Троил и Крессида». Мы можем не сомневаться в том, что недели за две пьеса была готова. Она шла на сцене в 1599 году. Ее никто не напечатал, и сохранился лишь обрывок сценария.
«Слуги лорда-камергера» ревниво следили за репертуаром своих постоянных соперников. Когда в «Розе» пьеса сошла с репертуара, Шекспир решил написать для своей труппы пьесу на тот же сюжет. Вскоре после «Гамлета», в 1602 году, он создал «Троила и Крессиду». Для того чтобы какой-нибудь книжный «пират» не издал пьесу, типограф, связанный с труппой лорда-камергера, Джеймз Робертс, 7 февраля 1603 года зарегистрировал свое право на напечатание принадлежащей ему рукописи «Троила и Крессиды».
Робертс, однако, пьесу не издал. Тем не менее она была напечатана несколько лет спустя, только не им, а другим издателем. В 1609 году книготорговцы Ричард Бонион и Генри Уолли легально зарегистрировали