«парк» с беседкой. Площадь всего владения составляла 20 тысяч квадратных футов, то есть около 1900 квадратных метров.
Судьба большой библиотеки Смита оказалась немного счастливее, чем судьба дома, где было написано «Богатство народов». Она перешла к Смитову двоюродному племяннику Дэвиду Дугласу, а затем была разделена между двумя его дочерьми. Позже книги продавались и передавались разным лицам и учреждениям. Часть книг Смита была не так давно обнаружена… в Японии. Профессор Джемс Бонар в конце XIX века издал очень интересный комментированный каталог библиотеки Смита, а в 1932 году пополнил его новыми находками.
По будним дням почти ежедневно приходил секретарь, писавший под диктовку Смита. Маленький, сухопарый мистер Гиллис, чиновник акцизного ведомства, усаживался за стол, подложив под себя специально ждавшую его подушку. Перья и нож для подрезки и заточки их он всегда приносил с собой. Аккуратно разложив все на столе, он терпеливо ждал начала работы.
Гиллис любил эту работу — и не только из-за приличного заработка. Он не понимал многого из того, что писал, но чувствовал четкую логику, смелость мысли, яркость деталей. Гиллис благоговел перед Смитом. Гиллис по-своему любил его, но стеснялся даже намекнуть на это.
Зимой Смит стоял в одном камзоле и без парика спиной к камину и диктовал, мерно покачивая головой. Над камином на стене было большое жирное пятно от помады. Миссис Смит хотела позвать обойщика сменить обои, но он не разрешил.
Иногда Смит надолго замолкал и начинал ходить по кабинету. Тогда мистер Гиллис боялся пошевелиться и от нечего делать порой начинал считать шаги. Длительность молчания измерялась для него не минутами, а шагами.
Но часто ему приходилось писать 10–12 листов подряд: это были плоды размышлений Смита во время его одиноких прогулок.
Так они работали три или четыре часа. Наконец миссис Смит робко стучала в дверь и звала к ужину. После этого неизменно повторялось одно и то же. Минут через пять Смит говорил, улыбаясь: «На сегодня довольно, Гиллис. Вы устали». Мистер Гиллис горячо возражал: он нисколько не устал. Тогда Смит подходил, брал у него из рук перо и говорил: «Пойдемте. Мы с вами заслужили ужин и отдых». И в ответ Гиллис позволял себе улыбнуться и сползал со своей подушки.
Однажды Смит сказал при этом:
— Если бы я сам написал, сколько вы сделали сегодня, завтра ко мне пришлось бы звать врача.
С годами процесс письма становился для него прямо-таки мучителен. Личные письма приходилось писать самому, и он писал их все реже и лаконичнее.
Через несколько дней или недель Гиллис получал свои аккуратные листы обратно с уродливыми каракулями Смита, которые заполняли поля, а иногда ползли как-то по диагонали внизу листа. Гиллис каждый раз испытывал что-то вроде легкой досады: его каллиграфия погибала. Дома он переписывал эти листы вновь. Иногда Смит диктовал новый вариант, держа в руке старый.
Работа двигалась не слишком быстро…
Смит приехал в Керколди в мае 1767 года, прожив полгода в Лондоне посла возвращения из Франции. Несколько месяцев он работал с Таунсэндом не то в роли личного секретаря, не то помощника-эксперта при министре финансов. Смит готовил для него материалы о государственном долге, о налогах, о колониальной политике.
Может быть, он уехал бы и раньше, но в апреле была свадьба, на которой он не мог не присутствовать. Его воспитанник женился на богатой наследнице. Невесту выбрала ему семья, вернее — Таунсэнд. Сразу после свадьбы Смит отправился на север.
В июне он писал Юму: «Мое занятие здесь — работа, в которую я глубоко погрузился за последний месяц. Мои развлечения — долгие прогулки у моря в одиночестве. Вы можете судить, как я провожу время. Я чувствую себя, однако, до крайности счастливым, спокойным и довольным. В большей мере я не был таким, пожалуй, за всю свою жизнь».
Но это был для него и для его будущей книги медовый месяц.
Шли месяцы и годы, а работе не было видно конца. Правда, первый черновой вариант книги был готов в начале 1770 года, и, судя по одному из писем Юма, Смит уже собирался в Лондон для переговоров о публикации. На самом деле он попал в Лондон лишь через три года.
Пока же Смит засел отшельником в Керколди. В письмах Юма к нему, как обычно ярких и полных сочного юмора, — комическое негодование и искреннее недоумение. Смит отвечал короткими записками или вовсе не отвечал. В Эдинбурге говорили разное о таинственном сочинении, ради которого он укрылся от мира.
Между тем сильно ухудшилось здоровье. Он сам связывал это с образом жизни, на который он добровольно обрек себя: недуги его «происходят от однообразия жизни и от чрезмерной концентрации мыслей на одном предмете». Так он писал одному из друзей в сентябре 1772 года, на шестом году затворничества.
Весной следующего года, уезжая в Лондон, он чувствовал себя так, плохо, что счел нужным дать Юму указания насчет своих бумаг на случай смерти. Но Лондон оказался хорошим лекарством.
В Лондоне Смит убедился, что его книга все еще не готова. Потребовалось два с половиной года, чтобы он согласился расстаться с рукописью и передать ее типографу Стрэхену.
Длительность и напряженность труда Смита требуют особого объяснения.
Дело не только в том, что из-под его пера вышло в конце концов огромное сочинение, занимающее в современных изданиях до тысячи страниц обычного книжного текста. Многотомная «История Англии» Давида Юма писалась значительно быстрее.
Смит с завистью смотрел на легкость, с которой писал Юм: порой первый вариант рукописи шел прямо в типографию. Смит писал трудно, а переписывал еще труднее. Но и это не затрагивает всей глубины дела.
Смит поставил перед собой (сознательно или не вполне сознательно — это сложный психологический вопрос) огромную задачу: впервые свести всю сумму накопленных к тому времени экономических знаний и идей в единую и строгую систему.
Он хотел, опираясь на известные исходные положения (о разделении труда, стоимости, доходах основных классов), объяснить внутреннюю механику, или, лучше сказать, анатомию и физиологию буржуазного общества. И надо удивляться не тому, что он не смог полностью осуществить этот замысел, а тому, как много он сделал! «Богатство народов» резко отличается от книг предшественников и современников Смита, открывая новую эру в науке.
В отличие от авторов многих диссертаций и книг в наше время Адам Смит не стремился обилием ссылок и цитат показать свою эрудицию. Наоборот, создается впечатление, что он скорее старался скрыть источники, от которых отталкивался. В «Богатстве народов» названо очень немного имен и книг.
Отчасти это было в духе времени. Отчасти это объясняется характером Смита: речь для него всегда идет о принципах, а не о лицах. В этом смысле любопытно одно его замечание в письме: «Мое мнение о книге сэра Джемса Стюарта таково же, как и ваше.
Поверхностный читатель «Богатства народов» может подумать, что Смит и не слыхал о книге Стюарта, вышедшей в 1767 году. В действительности он знал ее досконально. Маркс показал, что Смит, опровергая Стюарта в одних вопросах (его меркантилизм), следовал ему в других (теория денег).
Профессор Эдвин Кэннан, выпустивший в начале XX века отличное научное издание «Богатства народов», предпринял поистине героическую работу, раскопав по мере возможности литературные источники Смита. Список насчитывает сотни названий на многих языках.
В предыдущей главе я попытался дать представление о трудном и мучительном пути, которым шел Смит в научном исследовании основных экономических процессов.
Но в этом Смит видел (или подсознательно ощущал?) лишь одну часть своей задачи. Ему нужно было также просто дать подробное
