надо, пожалуйста, валить на слесарей.

Зоя Павловна сделалась пунцовой.

— Что вы этим хотите сказать, Алла Григорьевна? Что это я убила сторожа?

— Я хочу сказать, Зоя Павловна, — сдвинула брови директриса, — что нужно говорить все как есть, а не запутывать следователя.

Директриса перевела преданный взор на Карасева, а тот вдруг спросил у Михайловой:

— Вы всегда уходите с работы позже всех, а приходите всех раньше?

— Да нет, — замялась Михайлова. — Я ухожу как все. Просто так получилось… Извините…

Глаза ее растерянно забегали. А у директрисы глаза остекленели. Она побагровела и опять было открыла рот, чтобы вставить еще что-нибудь веское и разоблачительное, но Карасев сказал:

— Понятно. Я с вами поговорю потом. А сейчас покажите, где труп.

Алла Григорьевна с готовностью провела его через зал с восковыми фигурами, толкнула дверь в коридор, но сама дальше не пошла. В коридоре копошились криминалисты. Они сдержанно приветствовали следователя и сразу ввели в курс дела.

— Убили разводным ключом, — доложил эксперт Саша. — Было нанесено два удара по голове. Первый пришелся по темени. Второй по затылку. От второго удара была проломлена черепная коробка. Смерть наступила мгновенно. Это произошло часов в одиннадцать вечера.

Карасев взглянул на скорченный труп, лежащий вниз лицом в луже собственной крови. Одна рука вцепилась в стенку, другая зажимала проломленную голову. Рядом валялся огромный разводной ключ, верхушка которого была черна от запекшейся крови. Тут же у стены стоял чемодан с инструментами слесарей, а посреди пола валялся масляный моток проволоки.

— Отпечатки пальцев сняли? — спросил Карасев.

— Отпечатков на ключе нет, — развел руками Саша. — По всей видимости, убийца был в перчатках. Или потом стер отпечатки.

— Стер отпечатки? — удивленно вздернул брови Карасев. — Интересно… А следы обуви есть?

— Следов обуви тоже нет! Вернее, посторонних следов нет. Есть несколько следов сотрудников музея. Женских следов. Но удар явно не женский. Нужно обладать недюжинной силой, чтобы пробить черепушку.

— Я понял! Ручки двери смотрели?

— На дверной ручке отпечаток одной женской ладони. И на крючке отпечаток той же ладони.

— И больше никаких отпечатков?

— Никаких.

Карасев задумался.

— Интересно… Ну а… в комнате сторожа отпечатки на бутылке, на стаканах…

— Никаких бутылок мы не нашли, — пожал плечами Саша. — На чашке есть отпечатки. Судя по всему, сторожа. Из чашки пили чай. Водку не пили. На телефонной трубке есть отпечаток той же женской ладони. Ну а стаканы чистые. Ими не пользовались.

— А пахнет? — кивнув Карасев на труп.

— Абсолютно не пахнет. Врач уверен, что он был трезвым. Точно, конечно, покажет экспертиза, но по предварительному осмотру признаков опьянения не обнаружено.

— Странно… — пробормотал Карасев и, бросив долгий взгляд на тело, отправился осмотреть каптерку.

В каптерке не было никаких следов пребывания посторонних. По всей видимости, алкоголь точно не распивали. Если бы распивали, а потом унесли, остались бы следы закуски. Если бы унесли и остатки закуски, остались бы крошки. Нет! Посторонних в каптерке не было. Также не было никаких следов беспорядка. Все мирно, чинно и как будто на своих местах: электроплитка на подоконнике, чайник на электроплитке, чашка с недопитым чаем на столе, телевизор на тумбочке. На топчане страницами вниз лежит раскрытая книга Набокова «Лолита». Книга, судя по всему, сторожа.

Все признаки того, что убийство для этого городишки явно нетрадиционное, то есть совершено на трезвую голову, да еще без отпечатков пальцев. Вот это ни черта!

Карасев покинул каптерку и направился в кабинет директора.

— Мне нужно поговорить с сотрудниками музея, — сказал он директрисе.

— Пожалуйста! — с готовностью ответила она. — Можете в моем кабинете. Кого пригласить?

— В первую очередь Михайлову. Кстати, вы уже осмотрели музей? Экспонаты все на месте?

— Сейчас производим более тщательный осмотр, но, исходя из беглого осмотра, кажется, ничего не пропало. Во всяком случае, наиболее ценные музейные реликвии на месте.

— А какие у вас самые ценные? — поинтересовался Карасев.

Алла Григорьевна расплылась в счастливой улыбке.

— Жемчужиной нашего музея является портрет Екатерины Второй, кисти неизвестного художника. Он, слава богу, цел.

— Это который четыре метра в высоту и три в ширину?

— Совершенно верно. Из-за размеров похитить портрет вряд ли возможно. Но есть у нас картины и поменьше, например «Ева с гранатом». Она всего три на два. К счастью, и она на месте.

— То есть самое ценное в музее — это наиболее объемное? — догадался Карасев, подавляя улыбку.

— Да нет, почему же! — ответила директриса, не понимая сарказма. — У нас есть и довольно мелкие экспонаты, которые представляют региональную ценность. Например, гжельский фарфор. Но он тоже не тронут…

— Я понял, — перебил Карасев. — А в фондах музея у вас есть что-нибудь такое, из-за чего можно убить…

— Ну… — задумалась директриса, — чтобы убить, конечно, таких ценностей нет, но вообще шедевры, пусть не мирового, а регионального значения, в наших фондах имеются. Например… Э… Вот… Ну сразу навскидку я сказать не могу. Надо посмотреть списки. Кстати, мы как раз обновляем списки наших фондов. Зоя Павловна этим занимается. Но вряд ли в подвалах что-нибудь пропало.

— Почему?

— Потому что подвалы на замках. А замки все на месте. Мы уже проверили. Зоя Павловна вчера сама лично все закрыла. После слесарей.

— Словом, куда не взгляни, все дороги ведут к Зое Павловне, улыбнулся Карасев, утомившись от болтовни директрисы. — Что ж, зовите ее, раз она заведует фондами и последней ушла из музея! Кстати, кто сегодня пришел в музей вторым, после Зои Павловны.

— Александрова из отдела Гончарова, — ответила директриса.

Через некоторое время в кабинет вплыла Зоя Павловна и робко присела на стул напротив следователя. Выглядела она очень бледно, глаза ее были встревоженными, пальцы дрожали.

— Вы действительно думаете, что Локридского убила я? — произнесла она, поймав серьезный взгляд следователя.

— Почему вы так решили? — удивился Карасев.

— Алла Григорьевна мне сказала, что я подозреваемая номер один. Это правда?

Карасев снова подавил улыбку, подумав, что этим провинциальным холмсам уже все давно известно. Они всегда все знают заранее, у них давно свои версии, и следователи с красными дипломами для них были и будут вечными дилетантами.

— Успокойтесь, Зоя Павловна. Я еще ни к какому решению не пришел, ответил Карасев. — Лучше ответьте мне на такой вопрос: во сколько вы вчера ушли с работы?

Михайлова страдальчески сморщила лоб и напряженно уставилась в пространство. После двухминутного раздумья она неуверенно ответила: